Бериташвили, Иван Соломонович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Соломонович Бериташвили
Место рождения:

село Веджини,
Тифлисская губерния,
Российская империя (ныне Гурджаанский район)

Место смерти:

Тбилиси,
Грузинская ССР, СССР

Научная сфера:

физиология

Учёное звание:

академик АН СССР,
академик АМН СССР,
профессор

Альма-матер:

Петербургский университет

Награды и премии:

Иван Соломонович Бериташвили (груз. ივანე ბერიტაშვილი; англ. Beritoff; рус. Беритов; 29 декабря 1884 (10 января 1885), село Веджини Тифлисской губернии — 29 декабря 1974, Тбилиси) — грузинский физиолог, основатель и руководитель физиологической школы в Грузии.

Академик АН СССР (1939), АМН СССР (1944), АН Грузинской ССР (1941), Герой Социалистического Труда (1964), лауреат Сталинской премии (1941). Он сделал свой самый значительный вклад в науку о поведении животных, выдвинув доктрину, что поведение опосредуется образной памятю (1947). В месте Г. Джаспером и Г. Гасто основал международную организацию по исследованию мозга (англ. International Brain Research Organization, IBRO, 1960).





Биография

Иван Соломонович Бериташвили (Беритов) родился 10 января 1885 г. в семье священника в селении Веджини (быв. Сигнахского уезда, Грузия). Начальное образование он получил в Телавском духовном училище, среднее образование — в Тифлисской духовной семинарии, где, по его словам, приобрел привычку к длительным умственным занятиям и возненавидел религию. В 1906 г. И. С. Бериташвили сдал экзамены на аттестат зрелости и поступил на естественное отделение физико-математического факультета С.-Петербургского университета и вскоре привлек внимание профессуры своими способностями и трудолюбием.

На 3-м курсе он начал экспериментальную работу в физиологической лаборатории под руководством профессора Николая Евгеньевича Введенского по проблеме спинно-мозговой координации рефлекторных движений; эта его первая работа была опубликована в 1910 г. в «Трудах С.-Петербургского общества естествоиспытателей». По окончании университета (1910) он был оставлен Н. Е. Введенским при кафедре, преподавал также на Курсах П. Ф. Лесгафта. В 1911 году он был командирован в г. Казань к А. Ф. Самойлову для освоения методики регистрации биотоков с помощью струнного гальванометра. В 1914 году вновь по рекомендации Введенского Бериташвили отправился в г. Утрехт (Голландия) к Р. Магнусу для изучения методики опытов на теплокровных животных.

Из-за конфликта с Введенским, в 1915 году И. С. Бериташвили был вынужден оставит Петербургский Университет и перевестись в Новоросийский Университет, в Одессе, старшим ассистентом заведующего кафедры физиологии В. Завьялова. Через год в звании приват-доцента приступает к чтению специального курса по физиологии мышечной и нервной систем. Тут он проводит исследование оборонительных условных рефлексов.

В 1919 году приглашается в открывшийся в 1918 году Тифлисский университет и избирается профессором физиологии. В то время там отсутствовали самые элементарные условия не только для экспериментальной работы, но и для преподавания. И. С. Бериташвили сумел за короткий срок подготовить национальные кадры для исследовательской и педагогической работы. С помощью сотрудников он начал усиленно изучать, с одной стороны, сократительную способность мышц, с другой стороны, закономерности поведения животных. С 1935 года — директор института физиологии при Тбилисском университете. Заведовал кафедрой физиологии Тбилисского университета до 1960 года и продолжал руководить научной работой её коллектива до конца своей жизни.

В связи с 20-летием Тбилисского университета награждён (вместе с И. Джавахишвили) орденом Трудового Красного Знамени (1938).

В 1941 году при основании Академии наук Грузинской ССР был избран её действительным членом. С 1941 года — директор института физиологии АН Грузинской ССР, с 1951 — научный руководитель института физиологии АН Грузинской ССР

В 1947 году режиссёр-документалист Д. А. Абашидзе снял фильм «Роль и происхождение установки в индивидуальном поведении животных» о работе академика И. С. Бериташвили.

Награды и премии

Сочинения

  • Учение об основных элементах центральной координации скелетной мускулатуры, Петроград, 1916.
  • Индивидуально-приобретенная деятельность центральной нервной системы, Тифлис, 1932.
  • Общая физиология мышечной и нервной системы, М., 1937.
  • О нервных механизмах пространственной ориентации высших позвоночных животных, Тб., 1959.
  • Нервные механизмы поведения высших позвоночных животных, М., 1961.
  • От спинномозговой координации движения до психонервной интеграции поведения, «Вестник АН СССР», 1966, № 7.
  • Об образной психонервной деятельности животных, М., 1966.
  • Память позвоночных животных, её характеристика и происхождение Тб., 1968.
  • Структура и функции коры большого мозга, М., 1969.
  • Память позвоночных животных, её характеристика и происхождение. 2-ое пер. и расш. изд. М., 1974.

Напишите отзыв о статье "Бериташвили, Иван Соломонович"

Литература

  • ივანე ბერიტაშვილი, ბიობიბლიოგრაფია, მეცნიერება, თბ., 1977;
  • ძიძიშვილი ნ., ივანე ბერიტაშვილი, თბ., 1962;
  • ცაგარელი მ., ივანე ბერიტაშვილი: ცხოვრება და მოღვაწეობა. თბ., 2010.
  • Воронцов, Д. С., Академик Иван Соломонович Бериташвили (Беритов). К 70-летию со дня рождения и 45-летию научной и педагогической деятельности. «Физиологический журнал СССР»,1956, т. 42, № 1.
  • Григорян, Н.А. Переписка А.Ф. Самойлова и И.С. Бериташвили. Москва: Наука, 1986.
  • Дзидзишвили, Н.Н. Академик И.С. Бериташвили. Тбилиси: Мецниереба, 1974.
  • Ройтбак, А.И. (Ред.) Воспоминания об Иване Соломоновиче Бериташвили. Москва: Наука, 1991.


Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Бериташвили, Иван Соломонович

И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.