Берковский, Виктор Семёнович

Виктор Семёнович Берковский
В. Берковский и Д. Богданов
Основная информация
Полное имя	Виктор Семёнович (Самуилович) Берковский
Дата рождения	13 июля 1932(1932-07-13)
Место рождения	Запорожье, УССР, СССР
Дата смерти	22 июля 2005(2005-07-22) (73 года)
Место смерти	Москва, Россия
Страна	СССР СССР→Россия Россия
Профессии	композитор
Инструменты	гитара
Жанры	авторская песня
Сотрудничество	Сергей Никитин

Виктор Семёнович Берковский
Научная сфера:	металловедение
Место работы:	МИСиС
Учёная степень:	кандидат технических наук
Учёное звание:	Профессор
Альма-матер:	МИСиС (1950)

Ви́ктор Семёнович Берко́вский (13 июля 1932, Запорожье — 22 июля 2005, Москва) — советский и российский учёный, композитор, бард. Кандидат технических наук, профессор.

Биография

Виктор Семёнович родился 13 июля 1932 года на Украине, в городе Запорожье. Детство прошло в родном городе. Во время Великой Отечественной войны жил с семьёй в эвакуации в г. Сталинске (ныне Новокузнецк), где его мать, врач-кардиолог, заведовала терапевтическим отделением в госпитале для тяжелораненых. Отец воевал и вернулся домой после тяжёлого ранения.

Берковский-учёный

В 1950 г. Берковский оканчивает среднюю школу (СШ #50 Ленинского р-на г. Запорожья) и уезжает учиться в Москву. Поступает сначала в Московский автомобильно-дорожный институт, но после первого курса переводится в Московский институт стали (позднее переименованный в Институт стали и сплавов, МИСиС). Заканчивает МИСиС в 1955 г. по специальности «Обработка металлов давлением». Возвращается в Запорожье, работает на электрометаллургическом заводе «Днепроспецсталь» — сначала на рабочей должности вальцовщика прокатного стана, затем последовательно проходя все ступени профессии металлурга-прокатчика вплоть до заместителя начальника технического отдела завода.

В 1962 г. Берковский вернулся в Москву. Поступил в аспирантуру МИСиС а, а в 1967 г. защитил кандидатскую диссертацию, после чего остался работать и преподавать в этом институте. Два года (1970—1972) провёл в командировке в Индии, где преподавал на металлургическом факультете Индийского технологического института в городе Кхарагпур, недалеко от Калькутты, куда он был направлен в составе небольшой группы профессоров.

Главные направления научной работы Берковского — разработка теоретических основ и программного обеспечения компьютерных систем для расчёта технологических параметров процесса сортовой прокатки и создание автоматизированных систем для управления режимом прокатки прокатных станов. Под его руководством защищено 14 кандидатских диссертаций. Им опубликовано более 120 научных трудов, множество учебных пособий и статей в научных журналах, в том числе:

— учебник «Теория пластической деформации и обработка металлов давлением» (в соавторстве с В. А. Мастеровым), выдержавшим три издания (1969, 1976, 1989);

— книга «Калибровки сортовых станов заводов Главспецстали» в 3 томах (1972, в соавторстве).

За заслуги в области образования он удостоен звания «Почётный работник высшего профессионального образования Российской Федерации».

Берковский-композитор

Практически всю жизнь наряду с преподавательской и научной работой Виктор Берковский сочинял музыку, являясь одним из ярчайших представителей жанра авторской песни. Его перу принадлежит более 200 песен, наиболее известные — «Гренада» (стихи М. Светлова), «Песня шагом, шагом» (стихи Н. Матвеевой), «Ну что с того, что я там был» (стихи Ю. Левитанского), «Сороковые роковые», «Выезд» (стихи Д. Самойлова), «Лошади в океане» (стихи Б. Слуцкого), «Вспомните, ребята!», «Песенка про собачку Тябу», «Альма-матер», «Две женщины» (стихи Д. Сухарева), «Контрабандисты» (стихи Э. Багрицкого), «На далёкой Амазонке» (музыка совместно с М. Синельниковым, стихи Р. Киплинга в переводе С. Маршака), «Черешневый кларнет» (стихи Б. Окуджавы), «Спляшем, Пэгги, спляшем!» (шотландские песни в переводе И. Токмаковой), «Под музыку Вивальди» (музыка совместно с С. Никитиным, стихи А. Величанского), «Снегопад» (стихи Ю. Мориц). Уже после кончины композитора большой успех выпал на песню «Пролитую слезу из будущего привезу» на стихи Иосифа Бродского, прозвучавшую в исполнении Полины Агуреевой в остросюжетном триллере С. Урсуляка «Исаев» (2009).

В соавторстве с Сергеем Никитиным Берковский пишет музыку к театральным спектаклям, кинофильмам и радиоспектаклям, вот некоторые из них: «Мэри Поппинс» (Театр имени Ермоловой, 1975), «Коньки» (Центральный детский театр, 1975), «Морские ворота» (песни на стихи Ю. Визбора; Рижская киностудия, 1974), «Большая докторская сказка» (радиоспектакль по сказке К. Чапека, 1977), «Али-Баба и 40 песен персидского базара» (музыкальный спектакль, сценарий В. Смехова, 1979, поставлен во многих театрах России, Украины и Казахстана); песни к детским радиопередачам «Будильник» (на стихи В. Левина и Д. Хармса, 1978). Исполнял песни с Г. Бочкиной и Д. Дихтером, затем Г. Бочкиной и Д. Богдановым.

Был одним из руководителей проекта «Песни нашего века» (1998).

Скончался от инфаркта 22 июля 2005 года в Москве. Похоронен на Николо-Архангельском кладбище. В Запорожье на доме, где с 1946 по 1961 год жил композитор, установлена мемориальная доска.

Ссылки

• [vberkovsky.ru Официальный сайт Виктора Берковского]
• [lib.ru/KSP/berkowsk.txt Берковский, Виктор Семёнович] в библиотеке Максима Мошкова
• [korostishevsky.org/?p=2969 Воспоминания о Викторе Берковском]
• Берковский, Виктор Семёнович (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Берковский, Виктор Семёнович

Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.