Берковский, Наум Яковлевич

Наум Берковский
Дата рождения:	1 (14) апреля 1901(1901-04-14)
Место рождения:	Вильно, Российская империя
Дата смерти:	19 июня 1972(1972-06-19) (71 год)
Место смерти:	Ленинград
Страна:
Научная сфера:	литературоведение
Место работы:	ЛГУ, ЛГПИ
Учёная степень:	доктор филологических наук
Альма-матер:	Ленинградский университет
Научный руководитель:	В. М. Жирмунский

Нау́м Я́ковлевич Берко́вский (1 [14] апреля  1901, Вильна, — 19 июня 1972, Ленинград) — советский литературовед, литературный и театральный критик; доктор филологических наук (1964), профессор.

Биография

Наум Берковский родился в Вильно, ныне Вильнюсе, вырос в Харькове, в 1920 году поступил в Педагогический институт Екатеринослава, который покинул в 1922 году. В том же году он поступил на романо-германское отделение Петроградского университета и окончил его в 1926-м. В 1927—1930 годах Берковский проходил курс обучения в аспирантуре под руководством В. М. Жирмунского; в этот же период начал публиковать статьи о советской и немецкой литературе.

В конце 20-х годов Берковский был связан с РАППом, печатался в журнале «На литературном посту», был, по словам Г. Белой, не только критиком, но и теоретиком революционного искусства. Многое из написанного в эти годы Берковский в дальнейшем переосмыслил; среди ранних его работ А. Аникст выделял статью о «Смерти Вазир-Мухтара» Ю. Тынянова и этюд «О прозе Мандельштама».

Выпустив в 1930 году сборник статей «Текущая литература», Берковский постепенно отошёл от темы современной советской литературы, хотя в 1936 году выступил с осуждением творчества писателя Леонида Добычина, а в годы Великой Отечественной войны опубликовал несколько небольших работ о современной советской литературе.

С начала 30-х Берковский отдавал предпочтение отечественной и зарубежной классике, и уже через несколько лет опубликовал первый цикл исследований о немецком романтизме; в 1936 году вышла в свет большая работа «Эволюция и формы раннего реализма на Западе». В дальнейшем Берковский писал о У. Шекспире (этюды о «Короле Лире» (1941), «Отелло» (1944), «Ромео и Джульетте» (1964)) и М. Сервантесе («Дон Кихот и его друг Санчо Панса» (1941), «Новеллы Сервантеса» (1955)). В 60-х годах одним из основных объектов его исследований было творчество А. П. Чехова («Чехов — повествователь и драматург», «Чехов: от рассказов и повестей к драматургии»).

Обращение к творчеству Чехова было связано с другим давним увлечением Берковского — театром. О театре он особенно много писал в 50—60-х годах: кроме монографических исследований «Таиров и Камерный театр» (1962), «Станиславский и эстетика театра» (1968) и посвящённой античному театру работы «Драматический театр и дух музыки» (1965), ему принадлежит ряд статей, включённых в 1969 году в сборник «Литература и театр».

Последней работой Берковского, изданной уже после его смерти, стала монография «Романтизм в Германии» — первое в российской научной литературе фундаментальное исследо­вание немецкого романтизма.

С 30-х годов Берковский преподавал в ряде вузов Ленинграда, Москвы и других городов. В 1964 году защитил докторскую диссертацию на тему «Вопросы литературного развития новых веков». Среди учеников — Константин Азадовский.

Умер Наум Берковский в Ленинграде 19 июня 1972 года и был похоронен на Комаровском кладбище.

Сочинения

• «Текущая литература» (1930)
• «Эстетические позиции немецкого романтизма» (1934)
• «Эволюция и формы раннего реализма на Западе» (1936)
• «Театр Шиллера» (1959—1960)
• «Чехов — повествователь и драматург» (1960)
• «Таиров и Камерный театр» (1962)
• «Статьи о литературе» (1962)
• «Греческая трагедия» (1963)
• «Драматический театр и дух музыки» (1965)
• «Чехов: от рассказов и повестей к драматургии» (1966)
• «Станиславский и эстетика театра» (1968)
• Литература и театр: Статьи разных лет (1969)
• «Лекции по зарубежной литературе» (1971—1972, опубликована в 2002 году)
• «Романтизм в Германии» (1972)

Литература

• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-5613.htm Берковский, Наум Яковлевич] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
• Полянская М. [magazines.russ.ru/voplit/2011/1/po19.html Штрихи к портрету Наума Яковлевича Берковского]. Вопросы литературы, 2011, №1
• Смирнов Б. [ptj.spb.ru/archive/7/in-faces-7-5/fotograf-shhyolkaet-iptichka-vyletaet/ Фотограф щёлкает, и птичка вылетает]

Отрывок, характеризующий Берковский, Наум Яковлевич

– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.