Беркос, Михаил Андреевич
| Михаил Беркос | |
| укр. Михайло Беркос | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
20 декабря 1919 (58 лет) |
| Место смерти: | |
| Происхождение: | |
| Подданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
| Влияние на: | |
 Работы на Викискладе | |
Михаил Андреевич Беркос (укр. Михайло Андрійович Беркос; 1861, Одесса — 1919, Харьков) — российский и украинский художник греческого происхождения[1]. Работал преимущественно в жанре пейзажа, испытав заметное влияние европейского импрессионизма[2]. Писал маслом и акварелью[1]. В своих работах часто обращался к теме украинской природы[2].
Содержание
Биография
Родился 3 сентября 1861 года в Одессе[3]. Отец — подданный Греции Андрей Игнатьевич Беркос — служил в фирме «Беллино-Фендер», мать — Марфа Ивановна — происходила из русского дворянского рода[4]. Семья жила в собственном доме на Пушкинской[4].
Михаил Беркос изучал живопись сначала в Одесской рисовальной школе, которую окончил в 1877 году[1]. Затем продолжил своё образование в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге, где учился с 1878 по 1889 год в мастерской Михаила Клодта и Владимира Орловского[1]. Получил малые и большие серебряные медали (1884—1886), малую золотую медаль за картину «Вид на один из старейших парков Санкт-Петербурга» (1887), большую золотую медаль за полотно «Пейзаж. Лес на болоте» (1888)[1][3]. Во время каникул вместе с друзьями-художниками приезжал в Харьков, рисовал пейзажи, в частности этюд «Полные маки» (1885)[3]. В 1889 году окончил академию со званием классного художника первой степени и правом на заграничное путешествие за казённый счет (пенсион)[3].
С 1890 по 1893 год в качестве пенсионера академии Беркос путешествовал по Европе, изучая живопись музеев Франции, Германии, Испании, Италии, Швейцарии[3]. Много писал, совершенствовался в технике рисования, испытал влияние импрессионизма и пленэрной живописи[3]. После окончания пенсионерского срока Беркос некоторое время жил в Санкт-Петербурге, представлял свои картины на выставках обществ художников[1][3].
Во второй половине 1890-х годов переехал в Харьков[3]. Жил в предместье Малая Даниловка со вдовой генерала Марией Рейнике[4]. Там он писал этюды, из которых сохранились «Парники» (1895) и «Пейзаж с церковью» (1897)[3]. С 1904 года преподавал в харьковской школе рисования[1].
По инициативе Беркоса в 1912 году было открыто Харьковское художественное училище, где до 1917 года он был одним из ведущих преподавателей[4]. Много усилий Беркос приложил к обогащению коллекции первого на Украине художественно-промышленного музея[4]. В начале 1900-х работал в Харьковском литературно-художественном кружке[4]. Как председатель Общества харьковских художников с 1906 года проводил большую работу по популяризации украинской живописи[3]. В 1907 году участвовал в оформлении интерьеров дома Полтавского земства в стиле украинского модерна[3].
В 1900 году экспонировался на Всемирной выставке в Париже[1]. В 1906 и 1908 годах в Харькове состоялись персональные выставки Беркоса, а в 1911-м в Киеве прошла выставка произведений харьковских художников Сергея Васильковского и Михаила Беркоса[4]. Умер от тифа 20 декабря 1919 года в Харькове[3][4].
Выставки
Работы Беркоса представлялись на выставках-конкурсах и выставках-продажах Академии художеств (1890, 1892—1894), Санкт-Петербургского общества художников (1894—1903), обществ русских акварелистов (1894—1898, 1900—1905, 1907, 1910, 1914), южнорусских художников, харьковских художников (1893, 1894, 1912, 1914—1917), Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде (1896), Всемирной выставке в Париже (1900)[3].
Прижизненные персональные выставки художника организовывались в 1906 и 1908 годах (Харьковский художественно-промышленный музей), в 1911 году в Киеве прошла выставка картин Сергея Васильковского и Михаила Беркоса[3].
В октябре 1938 года харьковская Государственная картинная галерея выставила для осмотра общественности около 120 картин, созданных художником в 1890—1919 годах. В Харьковском художественном музее устраивались выставки его картин в 1962, 1990 и 1996 годах. На выставке «Выдающиеся мастера украинского пейзажа» в 1990 году были представлены 28 живописных и 3 графические работы из фондов музея и частных коллекций[3].
Творчество
Почти всё творчество (350 полотен и этюдов) Беркоса, хранившееся у него дома, после его смерти было сожжено его женой[3][4]. Однако его работы сохранились в музейных фондах Харькова, Киева, Москвы, Санкт-Петербурга, Ульяновска, Ставрополя, Алупки, Северной Осетии, Германии, Франции и Швейцарии[3].
Основной темой искусства художника на протяжении всего его творческого пути был украинский пейзаж, специфические особенности природы, характер растительности[3]. Беркос любил писать при буйном цветении. Сельские улочки с белыми домами и пышными деревьями, цветущие поля льна и гречихи — его любимые мотивы: полотна «Лён цветёт» (1893), «Гречка цветёт» (1894), «Июль. Маки расцветают» (1913), «Яблоня цветёт» (1919). Его этюды «Полные маки» (1885), «Долина», «Лён» (1893) отмечены завершённостью, продуманностью композиции, свежестью колорита, особой изысканностью[3].
Созданные художником пейзажи «Рим», «Сорренто» (1899) приобретают романтическую окраску прошлых времён благодаря воспроизведению чистой синевы неба, яркого солнечного света, богатой цветными оттенками зелени высоких деревьев, плавной эмалеподобной живописи. Этюд «Гавань. Амальфи» (1899) изображён в лёгкой импровизационной манере, это нарядная живопись, пропитанная динамическим движением[3].
Цветовой строй пейзажа «Зима» (1907), написанного на Полтавщине, выдержан в бело-голубой гамме с розовыми отблесками с подчёркнутой декоративностью. В его пейзажах показ обычного уголка, прежде всего Слобожанщины, превращается в обобщённый образ Украины. В произведении «Улица в Умани» (1895) с большой достоверностью отражена картина провинциального украинского городка, его пыльные дороги, кривые улочки, покосившиеся дома и купола церквушек[3].
Напишите отзыв о статье "Беркос, Михаил Андреевич"
Литература
- Енциклопедія українознавства. У 10-х томах. / Головний редактор Володимир Кубійович. — Париж; Нью-Йорк: Молоде життя, 1954—1989.
- М. А. Беркос. С. М. Ткаченко. П. О. Левченко. Живопис, графіка. Каталог. — Харків, 1991.
- Харківська пейзажна школа: остання чверть ХІХ — початок ХХ століття. — Київ: «Родовід», 2009.
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.artpoisk.info/artist/berkos_mihail_andreevich_1861 Беркос Михаил Андреевич]. Артпоиск. Проверено 9 июня 2012. [www.webcitation.org/69oh2UQgm Архивировано из первоисточника 10 августа 2012].
- ↑ 1 2 [www.ukrainians-world.org.ua/ukr/peoples/f75be6b25c7d1926/ Михайло Беркос] (укр.). Українці в світі. Проверено 9 июня 2012. [www.webcitation.org/69oh41bNm Архивировано из первоисточника 10 августа 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 Г. М. Єрофєєва. [www.library.kharkov.ua/lib_druk.php?type=1&id=118 Художник квітучої природи (до 145-річчя з дня народження М. А. Беркоса)] (укр.). Харківська обласна універсальна наукова бібліотека (2006). Проверено 9 июня 2012. [www.webcitation.org/69UZXXpMe Архивировано из первоисточника 28 июля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Олена Узбек. [www.golos.com.ua/Article.aspx?id=167512 Майстер Беркос у світі любові і смутку] (укр.). Голос України (12 марта 2010). Проверено 9 июня 2012. [www.webcitation.org/69UZYaRFj Архивировано из первоисточника 28 июля 2012].
Отрывок, характеризующий Беркос, Михаил Андреевич
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
