Берлинская стена

Берли́нская стена́ (нем. Berliner Mauer, официально Antifaschistischer Schutzwall — «Антифашистский оборонительный вал») — инженерно-оборудованная и укреплённая государственная граница Германской Демократической Республики с Западным Берлином (13 августа 1961 — 9 ноября 1989) протяжённостью 155 км, в том числе в черте Берлина 43,1 км. На Западе до конца 1960-х годов в отношении Берлинской стены официально употреблялся дисфемизм «Позорная стена», введённый Вилли Брандтом.

История

Берлинская стена была возведена 13 августа 1961 года по рекомендации совещания секретарей коммунистических и рабочих партий стран Варшавского договора (3—5 августа 1961 года) и на основании решения Народной палаты ГДР от 11 августа 1961 года. За время своего существования несколько раз перестраивалась и совершенствовалась. Последняя крупная реконструкция была произведена в 1975 году.

К 1989 году представляла собой сложный комплекс, состоявший из:

• бетонного ограждения, общей протяжённостью 106 км и высотой в среднем 3,6 метра;
• ограждения из металлической сетки, протяжённостью 66,5 км;
• сигнального ограждения под электрическим напряжением, протяжённостью 127,5 км;
• земляных рвов, протяжённостью 105,5 км;
• противотанковых укреплений на отдельных участках;
• 302 сторожевых вышек и других пограничных сооружений;
• полосы длиной в 14 км из острых шипов и контрольно-следовой полосы с постоянно разравниваемым песком.

Ограждения отсутствовали в местах прохождения границы по рекам и водоёмам. Первоначально действовали 13 пограничных контрольно-пропускных пунктов, но к 1989 году их число сократилось до трёх.

9 ноября 1989 г. под влиянием массовых народных выступлений Правительство ГДР сняло ограничения на сообщение с Западным Берлином, а с 1 июля 1990 года полностью отменило пограничный контроль. В течение января — ноября 1990 года все пограничные сооружения были снесены, за исключением отрезка в 1,3 км, оставленного как памятник одному из самых известных символов холодной войны (см. Берлинский кризис 1961 г.). До строительства стены граница между западной и восточной частью Берлина была открыта. Разделительная линия протяжённостью 44,75 км (общая протяжённость границы Западного Берлина с ГДР составляла 164 км) проходила прямо по улицам и домам, каналам и водным путям. Официально действовал 81 уличный пропускной пункт, 13 переходов в метро и на городской железной дороге. Кроме того, существовали сотни нелегальных путей. Ежедневно границу между обеими частями города пересекали по различным причинам от 300 до 500 тысяч человек.

Отсутствие чёткой физической границы между зонами приводило к частым конфликтам и массовой утечке специалистов в Западный Берлин. Восточные немцы предпочитали работать в Западном Берлине, где зарплата была существенно выше.

Сооружению Берлинской стены предшествовало серьёзное обострение политической обстановки вокруг Берлина. Оба военно-политических блока — НАТО и Организация Варшавского договора (ОВД) подтвердили непримиримость своих позиций в «Германском вопросе». Правительство Западной Германии во главе с Конрадом Аденауэром ввело в действие в 1957 году «доктрину Хальштейна», которая предусматривала автоматический разрыв дипломатических отношений с любой страной, признавшей ГДР. Оно категорически отвергло предложения восточногерманской стороны о создании конфедерации германских государств, настаивая вместо этого на проведении общегерманских выборов. В свою очередь, власти ГДР заявили в 1958 г. о своих притязаниях на суверенитет над Западным Берлином на том основании, что он находится «на территории ГДР».

В ноябре 1958 г. глава советского правительства Никита Хрущёв обвинил западные державы в нарушении Потсдамских соглашений 1945. Он объявил об отмене Советским Союзом международного статуса Берлина и охарактеризовал весь город (включая его западные секторы) как «столицу ГДР». Советское правительство предложило превратить Западный Берлин в «демилитаризованный вольный город» и в ультимативном тоне потребовало от США, Великобритании и Франции провести переговоры на эту тему в течение шести месяцев (Берлинский ультиматум (1958)). Это требование было отвергнуто западными державами. Переговоры их министров иностранных дел с главой МИД СССР в Женеве весной и летом 1959 г. закончились безрезультатно.

После визита Н. Хрущёва в США в сентябре 1959 г. советский ультиматум был отложен. Но стороны упорно придерживались своих прежних позиций. В августе 1960 г. правительство ГДР ввело в действие ограничения на посещения гражданами ФРГ Восточного Берлина, ссылаясь на необходимость пресечь ведение ими «реваншистской пропаганды». В ответ Западная Германия отказалась от торгового соглашения между обеими частями страны, что ГДР расценила как «экономическую войну». После длительных и трудных переговоров соглашение было всё же введено в действие с 1 января 1961 г. Но кризис этим не разрешился. Лидеры ОВД продолжали требовать нейтрализации и демилитаризации Западного Берлина. В свою очередь, министры иностранных дел стран НАТО подтвердили в мае 1961 г. намерение гарантировать пребывание вооружённых сил западных держав в западной части города и её «жизнеспособность». Лидеры Запада заявили, что будут всеми силами защищать «свободу Западного Берлина».

Оба блока и оба германских государства наращивали свои вооружённые силы и активизировали пропаганду против противника. Власти ГДР жаловались на западные угрозы и маневры, «провокационные» нарушения границы страны (137 за май — июль 1961 г.), деятельность антикоммунистических групп. Они обвиняли «агентов ФРГ» в организации десятков актов саботажа и поджогах. Большое недовольство руководства и полиции Восточной Германии вызывала невозможность контролировать потоки людей, перемещавшихся через границу.

Ситуация усугубилась летом 1961 г. Жёсткий курс 1-го Председателя Госсовета ГДР Вальтера Ульбрихта, экономическая политика, направленная на то, чтобы «догнать и перегнать ФРГ», и соответствующее увеличение производственных норм, хозяйственные трудности, насильственная коллективизация 1957—1960 гг., внешнеполитическая напряжённость и более высокий уровень оплаты труда в Западном Берлине побуждали тысячи граждан ГДР уезжать на Запад. Всего за 1961 г. страну покинули более 207 тысяч человек. Только за июль 1961 г. более 30 тыс. восточных немцев бежали из страны. Это были преимущественно молодые и квалифицированные специалисты. Возмущённые власти Восточной Германии обвиняли Западный Берлин и ФРГ в «торговле людьми», «переманивании» кадров и попытках сорвать их экономические планы. Они уверяли, что хозяйство Восточного Берлина ежегодно теряет из-за этого 2,5 млрд марок.

В условиях обострения обстановки вокруг Берлина руководители стран ОВД приняли решение закрыть границу. Слухи о подобных планах носились в воздухе ещё в июне 1961 г., но лидер ГДР Вальтер Ульбрихт тогда отрицал подобные намерения. В действительности, тогда они ещё не получили окончательного согласия со стороны СССР и других участников Восточного блока. С 3 по 5 августа 1961 г. в Москве было проведено совещание первых секретарей правящих коммунистических партий государств ОВД, на котором Ульбрихт настаивал на закрытии границы в Берлине. На сей раз он получил поддержку со стороны союзников. 7 августа на заседании политбюро Социалистической единой партии Германии (СЕПГ — восточногерманская компартия) было принято решение о закрытии границы ГДР с Западным Берлином и ФРГ. 12 августа соответствующее постановление принял Совет министров ГДР. Полиция Восточного Берлина была приведена в состояние полной готовности. В 1 час ночи 13 августа 1961 началось осуществление проекта. Около 25 тысяч членов военизированных «боевых групп» с предприятий ГДР заняли линию границы с Западным Берлином; их действия прикрывали части восточногерманской армии. Советская армия находилась в состоянии готовности.

Сооружение стены

В ночь с 12 на 13 августа 1961 года началось строительство стены. В первом часу ночи к району границы между Западным и Восточным Берлином были подтянуты войска, которые в течение нескольких часов полностью блокировали все участки границы, находящиеся в черте города. Утром 13 числа жители Восточного Берлина привычно спешившие на работу в западную часть города останавливались и не пропускались военизированными патрулями и полицейскими. К 15 августа вся западная зона была обнесена колючей проволокой, и началось непосредственное возведение стены. В тот же день были перекрыты четыре линии Берлинского метро — U-Bahn — и некоторые линии городской железной дороги — S-Bahn (в период, когда город не был разделен, любой берлинец мог свободно перемещаться по городу). Были закрыты семь станций на линии метро U6 и восемь станций на линии U8. В связи с тем, что эти линии шли из одной части западного сектора в другую его часть через восточный сектор, было принято решение не разрывать линии западного метрополитена, а лишь закрыть станции, находящиеся в восточном секторе. Открытой осталась только станция Фридрихштрассе, на которой был организован контрольно-пропускной пункт. Линия U2 была разорвана на западную и восточную (после станции Тельманплац) половины. Потсдамская площадь также была закрыта, так как находилась в приграничной зоне. Многие прилегающие к будущей границе здания и жилые дома были выселены. Окна, выходящие на Западный Берлин, были заложены кирпичом, а позже во время реконструкции стены были и вовсе снесены.

Строительство и переоборудование стены продолжалось с 1962 по 1975 год. Первоначально она представляла из себя бетонные плиты или кирпичную кладку с установленными кронштейнами с колючей проволокой, в первые дни на отдельных участках это и вовсе были спирали Бруно лежавшие на мостовой которые можно было легко преодолеть ловким прыжком, чем смогли воспользоваться некоторые перебежчики в том числе и солдат Национальной Народной Армии Конрад Шуман. Мешали только посты военных или народной полиции. Поэтому уже ближе к середине 60-х власти ГДР стали задумываться надо более труднопреодолимыми сооружениями. К 1975 году стена приобрела свой окончательный вид, превратившись в сложное инженерно-техническое сооружение под наименованием Grenzmauer-75 (Пограничная стена образца 1975 года). Стена состояла из бетонных сегментов высотой в 3,60 м, оборудованных сверху практически непреодолимыми цилиндрическими барьерами. При необходимости стену можно было нарастить в высоту. Кроме самой стены были возведены новые сторожевые башни, строения для пограничников, увеличено количество средств уличного освещения, создана сложная система барьеров. Со стороны Восточного Берлина вдоль стены существовала специальная запретная зона с предупредительными табличками, заходить на эту зону гражданским лицам категорически запрещалось. Далее стена отделяющая Восточный Берлин, после стены шли ряды противотанковых ежей, либо полоса усеянная металлическими шипами для задержки движения автотранспорта нарушителя, прозванная «газоном Сталина», далее шла металлическая сетка с колючей проволокой и сигнальными ракетами. При попытке прорвать или преодолеть эту сетку срабатывали сигнальные ракеты, оповещая пограничников ГДР о районе нарушения границы. Далее располагалась дорога, по которой передвигались патрули пограничников и техники следившие за состоянием барьеров, после дороги шла регулярно выравниваемая широкая полоса из песка для обнаружения возможных следов нарушителей, далее следовала описанная выше стена, отделяющая сам Западный Берлин. Барьеры и ловушки делались с тем расчётом, чтобы именно жители Восточного Берлина не могли пересечь стену и попасть в западную часть города. Ближе к концу 80-х также планировалась установка видеокамер, датчиков движения и даже оружия с системой дистанционного управления.

Переход границы

Для посещения Западного Берлина гражданам ГДР требовалось специальное разрешение. Правом свободного прохода обладали только пенсионеры.
Наиболее известны случаи побегов из ГДР следующими путями: 28 человек ушло по прокопанному ими самими тоннелю длиной 145 метров, совершались полёты на дельтаплане, на воздушном шаре из нейлоновых фрагментов, по верёвке, перекинутой между окнами соседних домов, с помощью тарана стены бульдозером.
В период с 13 августа 1961 года по 9 ноября 1989 года было совершено 5075 успешных побегов в Западный Берлин или ФРГ, в том числе 574 случая дезертирства.

Переход границы за деньги

В годы холодной войны в ГДР существовала практика выпуска граждан на Запад за деньги. Такими операциями занимался Вольфганг Фогель, адвокат из ГДР. С 1964 по 1989 год он устроил переход границы в общей сложности для 215 тысяч восточных немцев и 34 тысяч политзаключённых из восточногерманских тюрем. Западной Германии их освобождение обошлось в 3,5 млрд марок (2,7 млрд долларов).

Побеги и их жертвы

12 августа 2007 года «Би-Би-Си» сообщило, что в архивах Министерства государственной безопасности ГДР («Штази») был найден письменный приказ, датированный 1 октября 1973, предписывающий стрелять на поражение по всем беглецам без исключения, включая детей. «Би-Би-Си», не раскрывая источники, утверждало о 1245 погибших.

По данным правительства ГДР, при попытке пересечь Берлинскую стену погибло 125 человек.

По современным российским данным общее число погибших при попытке пересечения границы составило 192 человека (погибли от применения оружия пограничниками ГДР, утонули, разбились и т. д.), ранения получили около 200 человек, свыше 3 тысяч были арестованы.

По некоторым оценкам, при попытке пересечь Берлинскую стену с 13 августа 1961 года по 9 ноября 1989 года погибло 645 человек. Однако по состоянию на 2006 год документально удалось подтвердить гибель в результате попытки преодоления стены только для 125 человек. 8 пограничников ГДР были убиты нарушителями границы и выстрелами с территории Западного Берлина. Первым (24 августа 1961 года) при попытке нарушения границы-стены из Восточного Берлина в Гумбольдтской гавани был расстрелян 24-летний Гюнтер Литфин. 9 ноября 1961 года на пограничной полосе от огнестрельного ранения погиб австрийский студент Дитер Вольфарт, добровольный помощник беглецам из ГДР. 17 августа 1962 года скончался Петер Фехтер на пограничном переходе от потери крови, после того как по нему открыли огонь пограничники ГДР. 5 октября 1964 г. при попытке задержать крупную группу нарушителей в 57 человек погиб пограничник Эгон Шульц, имя которого было возведено в культ в ГДР (позднее были опубликованы документы, согласно которым его застрелили по ошибке сослуживцы). В 1966 под 40 выстрелами со стороны пограничников ГДР погибло двое детей (10 и 13 лет). Последним погибшим нарушителем стал Крис Геффрой, который был убит при попытке незаконного пересечения границы 6 февраля 1989 года.

Лиц, пытавшихся нелегально пересечь Берлинскую стену в обратном направлении, со стороны Западного Берлина в Восточный, называют „прыгунами через Берлинскую стену“, и среди них также были жертвы, хотя по инструкции в отношении них огнестрельное оружие пограничниками ГДР не применялось.

За попытку нелегально пересечь Берлинскую стену в уголовном кодексе ГДР существовала статья предусматривавшая до 10 лет лишения свободы.

„Господин Горбачёв, разрушьте эту стену!“

12 июня 1987 года Президент США Рональд Рейган, произнося речь у Бранденбургских ворот в честь 750-летия Берлина, призвал Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва снести Стену, символизируя тем самым стремление советского руководства к переменам:

Мы слышим из Москвы о новой политике реформ и гласности. Некоторые политические заключённые были освобождены. Определённые иностранные радиопередачи новостей больше не глушатся. Некоторым экономическим предприятиям разрешили работать с большей свободой от госконтроля. Это — начало глубоких изменений в советском государстве? Или же это символические жесты, которые должны породить ложные надежды на Западе и усилить советскую систему, не изменяя её? Мы приветствуем перестройку и гласность, поскольку мы полагаем, что свобода и безопасность идут вместе, что прогресс человеческой свободы может принести только лишь мир во всём мире. Есть один ход, который Советы могут сделать, который был бы безошибочным, который станет символом свободы и мира. Генеральный секретарь Горбачёв, если вы ищете мир, если вы ищете процветание для Советского Союза и Восточной Европы, если вы ищете либерализацию: приезжайте сюда! Господин Горбачёв, откройте эти ворота! Господин Горбачёв, разрушьте эту стену!

Падение стены

Когда в мае 1989 под влиянием перестройки в Советском Союзе партнёр ГДР по Варшавскому договору — Венгрия — уничтожила укрепления на границе со своим западным соседом Австрией, руководство ГДР не собиралось следовать её примеру. Но вскоре оно потеряло контроль над стремительно разворачивавшимися событиями. Тысячи граждан ГДР потянулись в другие восточноевропейские страны в надежде попасть оттуда в Западную Германию. Уже в августе 1989 дипломатические представительства ФРГ в Берлине, Будапеште и Праге вынуждены были прекратить приём посетителей из-за наплыва жителей ГДР, добивавшихся въезда в западногерманское государство. Сотни восточных немцев бежали на Запад через Венгрию. Когда 11 сентября 1989 венгерское правительство объявило о полном открытии границ, Берлинская стена потеряла свой смысл: в течение трёх дней ГДР покинули через территорию Венгрии 15 тысяч граждан. В стране начались массовые демонстрации с требованием гражданских прав и свобод.

В результате массовых протестов руководство СЕПГ ушло в отставку (24 октября — Эрих Хонеккер, 7 ноября — Вилли Штоф, 13 ноября — Хорст Зиндерман, Эгон Кренц, сменивший Эриха Хонеккера на постах генерального секретаря ЦК СЕПГ и председателя Государственного совета ГДР, также был смещён 3 декабря 1989 года). Председателем СЕПГ стал Грегор Гизи, председателем Государственного совета ГДР — Манфред Герлах, председателем Совета министров — Ханс Модров.

4 ноября в Берлине состоялся массовый митинг с требованиями соблюдения свободы слова и свободы собраний, который был согласован с властями.

9 ноября 1989 в 19 часов 34 минуты, выступая на пресс-конференции, которая транслировалась по телевидению, представитель правительства ГДР Гюнтер Шабовски огласил новые правила выезда и въезда из страны. Согласно принятым решениям, граждане ГДР могли получить визы для немедленного посещения Западного Берлина и ФРГ. Сотни тысяч восточных немцев, не дожидаясь назначенного срока, устремились вечером 9 ноября к границе. Пограничники, не получившие приказов, пытались сперва оттеснить толпу, использовали водомёты, но затем, уступая массовому напору, вынуждены были открыть границу. Встречать гостей с Востока вышли тысячи жителей Западного Берлина. Происходящее напоминало народный праздник. Ощущение счастья и братства смыло все государственные барьеры и преграды. Западноберлинцы, в свою очередь, стали переходить границу, прорываясь в восточную часть города.

…Прожекторы, толкотня, ликование. Группа людей уже ворвалась в коридор пограничного перехода, до первого решётчатого заграждения. За ними — пятеро смущённых пограничников, — вспоминала свидетельница происходившего — Мария Майстер из Западного Берлина. — Со сторожевых вышек, уже окружённых толпой, смотрят вниз солдаты. Аплодисменты каждому „Трабанту“, каждой смущённо приближающейся группе пешеходов… Любопытство гонит нас вперёд, но присутствует и страх, что может произойти что-то ужасное. Сознают ли пограничники ГДР, что это сверхохраняемая граница сейчас нарушается?.. Мы идём дальше… Ноги идут, разум предостерегает. Разрядка наступает только на перекрёстке… Мы просто в Восточном Берлине, люди помогают друг другу монетами на телефон. Лица смеются, язык отказывается повиноваться: безумие, безумие. Световое табло показывает время: 0 часов 55 минут, 6 градусов тепла. — Ночь с 9 на 10 ноября 1989. («Volkszeitung», 1989, 17 november. № 47).

В течение последующих трёх дней Запад посетили более 3 миллионов человек. 22 декабря 1989 открылись для прохода Бранденбургские ворота, через которые была проведена граница между Восточным и Западным Берлином. Берлинская стена ещё стояла, но всего лишь как символ недавнего прошлого. Она была разбита, расписана многочисленными граффити, рисунками и надписями, берлинцы и посетители города старались унести на память кусочки, отбитые от некогда могущественного сооружения. В октябре 1990 последовало вступление земель бывшей ГДР в ФРГ, и Берлинская стена была за несколько месяцев снесена. Лишь малые части её решено сохранить как памятник для последующих поколений.

Мемориальный комплекс «Берлинская стена»

21 мая 2010 года в Берлине состоялось торжественное открытие первой части большого мемориального комплекса, посвященного Берлинской стене. Эта часть получила название «Окно памяти». Первая часть посвящена немцам, которые разбились, прыгая из окон домов на Бернауэр штрассе (эти окна потом были заложены кирпичами), а также тем, кто погиб, пытаясь перебраться из восточной части Берлина в западную. Памятник, весом около тонны, выполнен из ржавой стали, на нём в несколько рядов размещены чёрно-белые фотографии погибших. На церемонии открытия присутствовал бургомистр Берлина Клаус Воверайт (входящий в партию СДПГ) и уполномоченный федерального правительства по культуре и коммуникациям Бернд Нойман (входящий в партию ХДС).

Полностью комплекс «Берлинская стена», который занимает четыре гектара, был завершён в 2012 году. Сенат Берлина — аналог земельного правительства — инвестировал в строительство 28 миллионов евро.

Мемориал располагается на улице Бернауэр-штрассе, по которой проходила граница между ГДР и Западным Берлином (сами здания находились в восточном секторе, а прилегающий к ним тротуар — в западном).

Частью мемориального комплекса «Берлинская стена» стала часовня Примирения, построенная в 2000 году на фундаменте взорванной в 1985 году церкви Примирения. Инициатором и активным участником создания мемориала на Бернауэр штрассе был Манфред Фишер, которого называют «пастором Берлинской стены».

В культуре

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Если с «восточной» стороны стены до самого конца к ней нельзя было подойти близко, то на Западе она стала площадкой для творчества многочисленных художников — как профессиональных, так и любителей. К 1989 она превратилась в многокилометровую выставку граффити, в том числе весьма высокохудожественных. После разрушения стены её фрагменты быстро превратились в объекты торговли. Многие фрагменты стены оказались в США, например, в офисе корпорации Microsoft, штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, у музея Рональда Рейгана, в Фатиме и т. д.

• Песня Удо Линденберга — «Wir wollen einfach nur zusammen sein».
• На альбоме Back for the Attack (1987) рок-группы Dokken присутствует песня Lost Behind The Wall, повествующая о жизни «по ту сторону стены». А в тексте песни встречается строчка «Die Mauer muss weg», что в переводе с немецкого означает «стена должна исчезнуть».
• 21 июля 1990 года, уже после сноса Стены, но до объединения Германии, на Потсдамской площади состоялось грандиозное представление «The Wall» в Берлине, по мотивам альбома рок-группы «Пинк Флойд», организованное Роджером Уотерсом.
• За год до релиза песни «Wind of change» (дословно — «Ветер перемен») группы Scorpions, была разрушена Берлинская стена, а вскоре распался Советский Союз, поэтому трек воспринимался и воспринимается как гимн Перестройки, гласности и окончания холодной войны, как символ мира между народами Германии и России, мира во всём мире. Клаус говорил: «Наши отцы пришли в Россию с танками. Мы же идём к вам с гитарами»
• Сингл 1985 года Элтон Джона — Никита.
• Песня прогрессив-рок группы Camel — West Berlin
• В песне 1977 года Holidays in the Sun панк-рок-группа Sex Pistols призывает снести Берлинскую стену.
• Песня поп-рок группы Tokio Hotel — World Behind My Wall, посвященная падению Берлинской стены.
• Песня барда Николая Ник. Брауна "Берлинская стена" 1990 года с вопросом: "А мы когда разрушим идолов лжи?".

• Юмористическая повесть Михаила Казовского «Псих, или Неудачная попытка переправиться через стену» (2008).
• В книге Александра Ирванца «Рівне / Ровно (Стіна)» стена проходит через украинский город, разделяя его на восточный и западный сектора. Главный герой получает разрешение на посещение своей семьи в восточном Ровно.

• В каждой коробке коллекционной версии видеоигры World in Conflict присутствовал кусочек Берлинской стены, подлинность которого подтверждалась прилагаемым сертификатом.
• В мультиплеере Call of Duty: Black Ops присутствует карта Berlin Wall, на которой действия разворачиваются у КПП Чарли.
• Название альбома группы Queen — Jazz и рисунок на его обложке был взят с рисунка на берлинской стене в районе КПП Чарли, который увидели музыканты, посещая Восточный Берлин.
• Mike Mareen — композиция Germany, как раз про стену. Альбом 1987 года Let’s Start Now
• В песне группы «Би-2» «Прощай, Берлин» рассказывается о падении Берлинской стены.
• Фильм «Гуд бай, Ленин!» 2003 года повествует о падении Берлинской стены и значении этого события для отдельно взятой берлинской семьи.
• В фильме «Расплата» рассказывается о трёх агентах Моссада, которые в 1965 году похищают в ГДР и убивают известного нацистского преступника.
• В фильм «Любовь за стеной» 2009 года рассказывается история любви восточного солдата и западной студентки, происходящая накануне падения стены.
• [www.sebastianpigott.com The Pigott Brothers] — песня «[www.amazon.com/Berlin-Wall/dp/B00994Q58O Berlin Wall]», 2012 год, альбом The Age of Peace.
• В романе российского писателя Илья Стогова «mASIAfucker» (2002 год) главный герой вспоминает о своём визите в Берлин к любовнице во время разрушения стены. Он сосредоточен на своих переживаниях и не способен сопереживать всеобщему воодушевлению людей на улицах города.
• В повести советского и российского писателя Юрия Полякова «Апофегей» (1989 год) описана поездка группы московских комсомольских функционеров в Берлин с «посещением» Берлинской стены.
• В романе Марка Леви "Те слова, что мы не сказали друг другу" (2008 год) описываются события, происходившие в Германии в ноябре 1989 года, а знакомство главных героев происходит в день падения Берлинской стены.
• В фильме "Шпионский мост" (2015 год) показывается начало строительства Берлинской стены, а также последствия попыток попасть в Западный Берлин из ГДР.

См. также

• Демонстрация на Александерплац
• Шуман, Конрад
• Объединение Германии (1990)
• East Side Gallery
• Марокканская стена
• Зелёная линия (Кипр)
• Чехословацкие пограничные сооружения во время холодной войны  (англ.)

Ссылки

• Славин А. [newtimes.ru/articles/detail/42251 Защитный вал диктатуры]. ООО «Новое время» (8 августа 2011). [web.archive.org/web/20111005232040/newtimes.ru/articles/detail/42251/ Архивировано из первоисточника 5 октября 2011].
• [lenta.ru/news/2010/05/21/mauer/ В Берлине открыт памятник жертвам Стены]
• Welt: [inoforum.ru/inostrannaya_pressa/kak_ulbriht_i_hruwyov_vozvodili_stenu/ Wie Ulbricht und Chruschtschow die Mauer schufen] (нем.), [inoforum.ru/inostrannaya_pressa/kak_ulbriht_i_hruwyov_vozvodili_stenu/ Как Ульбрихт и Хрущёв возводили стену]
• [www.gsvg.ru/germany_live/116-berlinskaya-stena.html Берлинская стена ]
• [www.berlin.de/mauer/index.ru.html Раздел «Берлинская стена» на официальном сайте Берлина]  (нем.)
• [www.websauger.eu Берлинская стена] (нем.)
• [www.berliner-mauer-gedenkstaette.de/de/index.html Мемориал «Берлинская стена»]  (нем.)
• [www.twinity.com/en/community/berlin-wall The Berlin wall in Twinity] — виртуальный музей Стены  (англ.)
• [de.news.yahoo.com/26/20100521/tde-fenster-des-gedenkens-fr-opfer-der-m-e7455f6.html «Fenster des Gedenkens» für Opfer der Mauer]  (нем.)

Документальные фильмы

• [www.youtube.com/watch?v=1874Y_yJL1A Cold War 09/24 full length documentary part 1/4 1958—1963]
• [www.youtube.com/watch?v=H-hwd_Qcjm0 Cold War 09/24 full length documentary part 4/4 1958—1963]
• [kar-service.io.ua/ve097344633b4cd4d471e606821277793 «Рассекреченная история. Берлинская стена»]
• [www.youtube.com/watch?v=GCIzkmDsoBg Холодная война: Германия.. Берлинская стена]

Отрывок, характеризующий Берлинская стена

– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.