Берлинский конгресс

Берлинский конгресс
англ. Congress of Berlin
Берлинский конгресс. (худ. Антон фон Вернер)
Другие названия	нем. Berliner Kongress
Дата проведения	1 (13) июня - 1 (13) июля 1878
Место проведения	Рейхсканцелярия, Берлин, Германская империя
Участники	Российская империя Российская империя Германская империя Германская империя Великобритания Великобритания Третья французская республика Третья французская республика Османская империя Османская империя Австро-Венгрия Австро-Венгрия Королевство Италия Королевство Италия
Рассмотренные вопросы	Пересмотр Сан-Стефанского мирного договора
Результаты	Принятие согласованных решений по рассматриваемым вопросам Подписание Берлинского трактата

Берли́нский конгресс 1878 года (1 (13) июня — 1 (13) июля) — международный конгресс, созванный для пересмотра условий Сан-Стефанского мирного договора 1878 года, завершившего Русско-турецкую войну 1877—1878 годов. Завершился подписанием Берлинского трактата. Заседания конгресса проходили в здании рейхсканцелярии.

На условия Сан-Стефанского мирного договора последовала резкая критика со стороны европейских держав. Лондон считал наилучшей границей Болгарии Балканский хребет. Австро-Венгрия заявила о нарушениях прежних австро-русских соглашений. Австро-Венгрия и Англия выступали против усиления позиций России на Балканах, против национального освобождения славянских народов Балканского полуострова, особенно против образования там крупного славянского государства — Болгарии.

Было очевидно, что Россия начинать новую войну против коалиции была не в состоянии. Поддержки со стороны Германии также нельзя было ожидать. В частных беседах с русским послом в Германии Бисмарк рекомендовал согласиться на обсуждение условий договора на международном конгрессе.

Оказавшись в изоляции, Петербург вынужден был признать договор предварительным и пойти на его пересмотр на Берлинском конгрессе. В работе конгресса приняли участие представители России, Англии, Австро-Венгрии и Германии. Присутствовали также делегации Франции (во главе с министром иностранных дел Ваддингтоном), Италии (министр иностранных дел Корти) и Турции (Каратеодори). На конгресс были приглашены представители Греции, Ирана, Румынии, Черногории и Сербии.

И вновь, как и в начале 1860-х, в России было принято решение имитировать угрозу британской морской торговле и дальним подступам к британской Индии. Александр II летом 1878 г. повелел сосредоточить расквартированные в Туркестане войска численностью 20 тыс. человек для движения в Афганистан на Балх, Бамиан и Кабул. К эмиру Афганистана Шир-Али в Кабул для заключения союза отправилась миссия, которую возглавлял генерал Николай Столетов. Рассматривались планы вторжения в Кашмир и Читрал.

Однако это давление (или его имитация) на Индию в глубине Азии не помогло русской дипломатии на конгрессе.

Берлинскому конгрессу предшествовал ряд соглашений. 18(30) мая 1878 года состоялось секретное англо-русское соглашение, которое предопределило в общих чертах условия пересмотра Сан-Стефанского договора. 23 мая (4 июня) Англия подписала секретный договор с Турцией об оборонительном союзе — Кипрскую конвенцию, по которой Великобритания получила право на оккупацию Кипра и право на контроль проведения турецким правительством реформ в Малой Азии. Англия же обязалась отстоять «силой оружия» границы в Азии, если Россия потребует их исправления вне пределов, определенных в Сан-Стефано. Англо-австрийское соглашение 25 мая (6 июня) также определило общую линию поведения для обеих держав на конгрессе.

Председательствовал на конгрессе германский канцлер Бисмарк. Важнейшие вопросы обычно предварительно решались на частных совещаниях представителей Германии, Англии, Австро-Венгрии и России, делегации которых возглавляли соответственно Бисмарк, премьер-министр Б. Биконсфилд (см. Дизраэли), министр иностранных дел Д. Андраши и канцлер А. М. Горчаков. Споры шли в основном о Болгарии, территорию которой, определённую Сан-Стефанским договором, Австро-Венгрия и Англия желали урезать до минимума, о Боснии и Герцеговине, на которые претендовала Австро-Венгрия, и о территории в Закавказье, отошедшей от Турции к России, против чего протестовала Англия. Бисмарк объявил себя нейтральным посредником, но на деле поддерживал требования Австро-Венгрии и Англии, вынудив Россию принять большую их часть.

Берлинский трактат

1(14) июля был подписан Берлинский трактат, который явился результатом работы Берлинского конгресса, созванного по инициативе западных держав для пересмотра условий Сан-Стефанского договора в ущерб России и славянским народам Балканского полуострова.

• Болгария была разделена на три части: вассальное княжество от Дуная до Балкан с центром в Софии; болгарские земли к югу от Балкан образовали автономную провинцию Турецкой империи — Восточная Румелия с центром в Филиппополе; Македония — земли до Адриатики и Эгейского моря возвращались Турции без каких-либо изменений в статусе.
• Болгария с центром в Софии объявлялась автономным княжеством, выборный глава которого утверждался султаном с согласия великих держав. Временное управление Болгарией до введения в ней конституции сохранялось за русским комендантом, однако срок пребывания русских войск в Болгарии был ограничен 9 месяцами. Турецкие войска не имели права находиться в княжестве, но оно обязано было платить Турции ежегодную дань.
• Турция получала право охранять границы Восточной Румелии силами только регулярных войск, расположенных в пограничных гарнизонах.
• Фракия и Албания оставались за Турцией. В этих провинциях, а также на Крите и в турецкой Армении, Турция обязывалась провести реформу местного самоуправления в соответствии с органическим регламентом 1868 г., уравняв в правах христиан с мусульманами.
• Турция отказывалась в пользу Персии от прав на спорный пограничный г. Хотур (38°28′17″ с. ш. 44°24′00″ в. д.38.47139° с. ш. 44.40000° в. д. / 38.47139; 44.40000   ).
• Была признана независимость Черногории, Сербии и Румынского княжества.
• Территориальные приращения Черногории и Сербии, предусмотренные Сан-Стефанским договором, были урезаны.
• Черногория, получившая на Адриатическом море порт Антибари, лишалась права иметь флот, а морской и санитарный контроль в этих водах передавался Австро-Венгрии.
• Территория Сербии несколько увеличивалась, но не за счёт Боснии, а за счёт земель, на которые претендовала Болгария.
• Румынское княжество получало болгарскую Северную Добруджу и дельту Дуная.
• Австро-Венгрия добилась права на оккупацию Боснии и Герцеговины и размещения гарнизонов между Сербией и Черногорией — в Новопазарском санджаке, который оставался за Турцией.
• Исправление греко-турецкой границы было предоставлено переговорам этих двух стран при посредничестве европейских держав в случае их неудачи. Окончательное решение об увеличении территории Греции было принято в 1880 г. передачей Греции Фессалии и части Эпира.
• Гарантировалась свобода судоходства по Дунаю от Чёрного моря до Железных Ворот.
• Россия отказывалась от Баязета и Алашкертской долины и приобрела лишь Ардаган, Карс и Батуми, в котором обязалась ввести режим порто-франко (порт свободной торговли). К России переходила Южная Бессарабия.

Берлинский трактат сохранял силу до Балканских войн 1912—1913 гг., но часть его постановлений осталась невыполненной или была позднее изменена. Так, не были проведены в жизнь обещанные Турцией реформы местного самоуправления в областях, населённых христианами. Болгария и Восточная Румелия в 1885 г. слились в единое княжество (см. Болгарский кризис). В 1886 г. Россия отменила порто-франко в Батуме. В 1908 г. Болгария объявила себя независимым от Турции царством, а Австро-Венгрия превратила оккупацию Боснии и Герцеговины в аннексию.

По свидетельству английского историка А. Тейлора, берлинский трактат «явился своего рода водоразделом», которому предшествовали 30 лет войн, а после него установилось мирное время на 34 года. Однако за этой видимостью скрывалась напряженная дипломатическая борьба и угроза войны постоянно висела в Европе.

См. также

• Формирование территории Российской империи

Источники

• Дебидур А. Дипломатическая история Европы. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. Т. 2 Стр. 450—469. ISBN 5-85880-089-0
• Сборник договоров России с другими государствами, 1856—1917, М., 1952.
• История дипломатии, 2 изд., т. 2, М., 1963.
• Берлинский трактат (текст)

Литература

• Берлинский конгресс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Берлинский конгресс

Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.