Античное собрание (Берлин)

Берлинское античное собрание — всемирно известное собрание античного искусства. В нём хранятся тысячи интереснейших археологических находок древнегреческого, древнеримского, этрусского и кипрского происхождения. Наиболее известными экспонатами берлинского Античного собрания является Пергамский алтарь, а также объекты древнегреческой и древнеримской архитектуры из Милета, Приены, Магнесии на Меандре, Баальбека и Фалерий. В Античном собрании хранится также большое количество древних скульптур, ваз, терракоты, изделий из бронзы, саркофаги, геммы и изделия из благородных металлов.

История собрания

Основы собрания

Основы собрания заложил ещё бранденбургский курфюрст Фридрих Вильгельм I, приобретя в 1671 году собрание Геррита Рейнста. В 1698 году в собрание курфюрста влилось новое приобретение — известная коллекция римского археолога Джованни Пьетро Беллори. После некоторого перерыва, во время которого Фридриху Вильгельму I удалось выменять у Августа Сильного за два полка драгун 36 ценнейших статуй, в 1742 году последовало приобретение уже Фридрихом II коллекции кардинала Мельхиора де Полиньяка, в которую в частности входила известнейшая скульптура «Девочки, играющей в кости». В 1747 году Фридрих II приобрёл уже тогда пользовавшуюся известностью бронзовую статую так называемого «Молящегося мальчика», которая до 1786 года украшала террасу дворца Сан-Суси. В 1758 году фонды античной коллекции в очередной раз обогатились полученной в наследство коллекцией, принадлежавшей маркграфине Вильгельмине Прусской. В неё входила, в том числе, известная мозаика «Пол из Пренесте» с изображением долины Нила. В 1764 году в Античное собрание влилась коллекция гемм Филиппа фон Штоша. Большая часть произведений античного искусства размещалась в королевских дворцах и построенном в 1769 году Античном храме в потсдамском парке Сан-Суси, доступном для осмотра публикой по предварительной договорённости. Лишь в 1797 году родилась идея создать в Берлине публичный музей и представить в нём наиболее значимые экземпляры из королевского собрания. Выбор экспонатов был возложен на комиссию под руководством Вильгельма Гумбольдта. Параллельно, с расчётом на возводимый музей, в 1827 году были приобретены коллекции изделий из бронзы и керамики генерального консула Бартольди, а в 1828 году — коллекция генерала барона Франца фон Коллера из 1348 античных ваз.

Собрание до 1939 года

Берлинское античное собрание впервые обрело собственный кров в созданном Карлом Фридрихом Шинкелем Старом музее у Люстгартена напротив берлинского Городского дворца. Изначально в экспозицию музея входила преимущественно античная греческая и римская скульптура. В течение XIX в. приобретались новые экспонаты, в частности в 1831 году — коллекция Доров-Магнус в 442 вазы. Благодаря посреднической деятельности археолога Эдуарда Герхарда собрание ваз значительно увеличилось в последующие годы и превратилось в одно из самых выдающихся собраний в мире.

Центральное место в Старом музее занимала ротонда, в которой комиссия под руководством Вильгельма Гумбольдта разместила первую экспозицию выбранных статуй. Ротонда считается одним из наиболее успешных примеров музейной архитектуры. Из неё можно попасть в два зала с экспозицией статуй античных богов и героев. К ним примыкают два зала со статуями римских императоров, портретами, саркофагами, погребальными сосудами для пепла и рельефами. Искусство малых форм сначала размещалось в так называемом Антиквариуме в цокольном этаже музея.

Первый путеводитель по экспозиции написал скульптор Людвиг Тик. Первым археологом музея с 1833 по 1855 годы был Эдуард Герхард. Ещё в этот период — не в последнюю очередь благодаря Герхарду — во главу угла было поставлено не только оформление произведений искусства, но и научные исследование и подготовку кадров, что для музеев того времени было новым. В музее был заложен систематический каталог изображений античных шедевров из Италии и Греции. Быстро разросшаяся до 2500 листов коллекция и в наши дни является важным источником для исследователей. На своей должности Герхард не ограничивался лишь приобретением произведений искусства, но и пытался обеспечить широту и разнообразие представленных в экспозиции видов искусства.

Для того, чтобы представить полную картину истории древнего искусства, Герхард несмотря на сопротивление добивался, чтобы вместо дорогих оригиналов приобретались более дешёвые гипсовые копии. В 1842 году в состав музея вошла коллекция гипсовых слепков, которую собирала Берлинская академия художеств. В последующие десятилетия коллекция заняла достойное место одной из самых крупных в своём роде. В период с 1843 по 1855 годы севернее ставшего не по размеру для растущей коллекции здания под руководством Фридрих Августа Штюлера было возведено новое музейное здание — Нового музея. В здании, построенном Штюлером начала воплощаться идея построения археологической экспозиции музея в хронологическом порядке. На нижнем этаже музея был сформирована египетская коллекция, ранее недоступная для публики. На верхнем этаже в соответствии с концепцией Штюлера расположилась коллекция слепков. Декор и фрески музейных залов были подобраны в соответствии с с темой экспозиции и эпохой. Однако такое оформление экспозиции просуществовало недолго, в 1879 году в Новый музей поступила коллекция керамики из Антиквариума. В 1883 году было принято решение о выделении послеантичных скульптур в отдельную коллекцию и размещении их в уже спроектированном к тому времени будущем Музее кайзера Фридриха. В настоящее время эти произведения скульптуры входят в коллекцию скульптуры Музея византийского искусства. В 1884 году в связи с приобретением коллекции П. А. Сабурова вновь с особой остротой встала проблема нехватки музейных площадей.

Для пополнения коллекции музей с 1875 году вёл собственную археологические работы в средиземноморском регионе. Первым местом раскопок стали руины Олимпии. В 1878 году Карл Хуманн и Александр Конце начали раскопки в Пергаме, благодаря которым коллекция обогатилась своей настоящей жемчужиной — Пергамским алтарём. Далее последовали раскопки в Приене, Магнесии на Меандре, Милете и Баальбеке. Для размещения собранных археологических находок потребовалось дополнительное музейное здание. В 1897—1988 годы архитектором Фрицем Вольффом было построено первое здание Пергамского музея. Его открытие состоялось в 1901 году В его световом дворе был установлен Пергамский алтарь и другие архитектурные раритеты. Однако из-за возникших проблем с фундаментом здания нового музея оно вскоре было закрыто для посещений и снесено. В 1907 году Вильгельм фон Боде создал проект нового здания Пергамского музея. Возведение здания было начато в 1912 году, однако было заморожено в связи с Первой мировой войной и кризисом, последовавшим за ней. Лишь к столетнему юбилею Античного собрания в 1930 году новое здание музея, построенное по проекту Альфреда Месселя и под руководством Людвига Хофмана, было передано общественности. Название «Пергамский музей» здание получило лишь в 1958 году. Три его центральных зала предназначались для экспозиции античного искусства. Левое крыло занял Немецкий музей, что несколько разгрузило Музей кайзера Фридриха. Правое крыло предназначалось для коллекции переднеазиатского искусства и Музея исламского искусства. В трёх центральных залах благодаря их размерам античная архитектура предстала во всём своём великолепии. Залы также выиграли от передового для своего времени решения освещения за счёт верхнего естественного света. Благодаря коридорам, соединившим между собой все три музея, разместившихся в здании, посетителям в последующие девять лет предоставлялась возможность совершить путешествие во времени и ознакомиться с культурой Древнего Египта, Древнего Востока и Античного мира. В начале XX в. Античное собрание пополнялось не только благодаря собственным раскопкам. Так, в 1912 году Фридрих Л. фон Ганс передал в дар Античному собранию свою коллекцию малого искусства. В 1913 году было приобретено собрание стекла М. фон Рата, в 1916 году — «Богиня на троне», в 1925 году — «Кора с гранатом», а в 1929 году — погребальные портреты из Файюма. В 1939 году музеи закрылись для посещения в связи с начавшейся войной.

Вторая мировая война

В 1941 году начались работы по защите экспонатов, их укрывали мешками с песком. Большая часть движимых объектов, находившихся на музейном учёте, была спрятана в зенитных башнях в берлинском зоопарке и парке Фридрихсхайн, а также в сейфах берлинского монетного двора. С учётом ожидавшихся боевых действий в зенитных башнях старались художественные ценности не размещать. С 10 марта 1945 года было принято решение о вывозе фондов музея из Берлина в рудники. До полной остановки этих опасных работ в начале апреля было отправлено приблизительно десять транспортов с музейными экспонатами. Таким образом в рудниках тюрингских Граслебена и Кайзерроды оказалась большая часть коллекции малого искусства и запасников Античного собрания. В ходе войны Старый и Новый музеи были разрушены, а здание будущего Пергамского музея и его экспозиции были серьёзно повреждены. Несмотря на все опасения, художественные ценности в зенитных башнях в ходе боевых действий практически не пострадали. Однако события, последовавшие по окончании войны, оказались для коллекций гораздо драматичнее боевых действий. Приставленная к художественным ценностям охрана оставила свои посты, и хранилища подверглись разграблению как немецкими, так и русскими мародёрами. Большая часть находившихся в зенитной башне во Фридрихсхайне античных ценностей была уничтожена двумя пожарами в мае 1945 года. Всё остальное было конфисковано советскими войсками и в качестве «трофейного искусства» вывезено в Советский Союз — в Москву и Ленинград. На родину художественные ценности вернулись не полностью. Количество удерживаемых художественных ценностей, принадлежащих берлинскому Античному собранию, неизвестно до настоящего времени. 25 античных ваз, принадлежность которых берлинским музеям установлена, были представлены в 2005 году на выставке «Археология войны» в Пушкинском музее. Ещё несколько ваз были найдены в московском Историческом музее. Несколько ваз, которые с 1903 года были переданы на хранение в Провинциальный музей Познани, и несколько скульптурных бюстов, которые с 1908 года находились в познанском замке, были внесены в фонд Народного музея Познани и до сих пор не вернулись в Берлин.

Размер потерь Античного собрания во Вторую мировую войну стало возможным оценить и задокументировать лишь после объединения коллекции. Первый каталог утраченных экспонатов был издан в 2005 году. В нём в частности указаны пять крупных бронзовых скульптур (среди них — «Виктория из Кальватоне»), около 300 скульптур из мрамора и камня, свыше 40 рельефов, более 30 сосудов из камня, свыше 1500 ваз и их фрагментов (в частности работы вазописца Амасиса, Берлинского вазописца, вазописца Брига, Эдинбургского вазописца, Эксекия, Вазописца Гераса и Вазописца Пана), около 200 предметов из слоновой кости и кости, около сотни экземпляров золотых украшений и свыше 150 гемм.

Разделённая коллекция

Античное собрание на Музейном острове

В 1958 году СССР вернул большую часть полученных в качестве трофея художественных коллекций ГДР. Поскольку Старый и Новый музеи находились в руинах, на Музейном острове ощущался острейший дефицит выставочных площадей. В трёх центральных залах Пергамского музея вновь появилась архитектурная экспозиция. В центральном зале опять разместился Пергамский алтарь. Правый зал был отдан под экспозицию древнеримской архитектуры, в правом крыле, как и до 1939 года, на нижнем этаже разместился Переднеазиатский музей, а на верхнем этаже — Музей исламского искусства. Левый центральный зал заняла экспозиция древнегреческой архитектуры. Античные скульптуры из Старого музея оказались в прилегающем левом крыле. Здесь же разместилась небольшая постоянная экспозиция античных монет из берлинского Нумизматического кабинета. На верхнем этаже расположилась коллекция древнеримских скульптурных портретов, этрусское искусство и избранные предметы античного искусства малых форм. Кипрскому искусству места не нашлось, и до восстановления здания Старого музея на Музейном острове коллекция находилась в запасниках.

В 1982 году был отстроен новый вход в Пергамский музей, ведущий прямо в центральный зал к Пергамскому алтарю. В 1983—1984 годах была обновлена экспозиция античной скульптуры. Экспонаты были расставлены в хронологическом порядке: архаический период в древнегреческом искусстве, оригиналы классического периода, копии древнеримских оригиналов классического периода, эллинистические скульптуры и, в завершение, зал римского искусства.

Деятельность музеев на Музейном острове, изолированных от международных художественных рынков, ограничивалась сохранением и экспонированием имеющихся фондов. Лишь в редких случаях коллекция пополнялась действительно новыми экспонатами, например, благодаря приобретению из частного собрания древнегреческого мраморного рельефа с изображением двух всадников и семи ценнейших ваз.

Античное собрание в Шарлоттенбурге

В том же 1958 году в Берлин вернулась и вывезенная в Тюрингию в последние дни войны часть коллекции Античного собрания. Американские власти перевезли их из Тюрингии в Западную Германию, в Целле и передали их в Западный Берлин; естественно, что речи о возврате экспонатов на Музейный остров быть не могло. Коллекция экспонировалась в нескольких зданиях. В 1961 году античные экспонаты были переданы в управление Фонда прусского культурного наследия.

С 1960 года коллекция Античного собрания в Западном Берлине демонстрировалась в западном корпусе построенных по проекту Штюлера Казарм напротив дворца Шарлоттенбург. Ядро экспозиции составляли в первую очередь предметы искусства малых форм (среди них известная бронзовая скульптура «Пастуха с бараном из Крита»), основная часть бывшего собрания керамики, коллекция античных украшений из золота и серебра (в том числе гильдесгеймский клад), частично коллекция стекла, основная часть фаюмских портретов, к которым было отнесено одно из немногих сохранившихся тондо Септимия Севера, а также собрание античных шлемов Липперхайде.

В 1976 году Античное собрание получило дополнительные площади за счёт отстроенной в цокольном этаже штюлеровского здания сокровищницы. В 1987 году в цокольном этаже создан отдел ваз из нижней Италии, и обустройство Античного собрания считалось в целом завершённым.

В отличие от коллекции в Восточном Берлине, Античное собрание в Шарлоттенбурге имело доступ к международному рынку искусств, и уже в 1958 году была осуществлена первая послевоенная сделка по приобретению «Мужского торса». До объединения фондов двух античных коллекций на Музейном острове античное собрание в Западном Берлине за счёт приобретений и пожертвований обогатилось на более чем 600 произведений искусства. Среди них — огромное количество античных ваз, мраморных бюстов, саркофагов. Помимо отдельных экспонатов, в музей поступали и целые коллекции.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Античное собрание Берлина

Отрывок, характеризующий Античное собрание (Берлин)

– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.