Бермудо, Хуан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хуан Бермудо
исп. Juan Bermudo
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Хуан Берму́до (исп. Juan Bermudo; около 1510, Эсиха — после 1560) — испанский теоретик музыки, виуэлист и органист, композитор. Монах-францисканец.





Очерк биографии и творчества

Биографические сведения о Бермудо скудны (заимствованы исключительно из его же письменных трудов). Происходил из обеспеченной семьи. В 1525 в Севилье вступил в орден францисканцев, затем изучал науки квадривия на факультете свободных искусств университета Алькалы. Между 1524 и 1534 гг. посетил кафедральный собор Толедо и пришёл в восторг от импровизационной полифонии местных певчих. Известно также о консультациях Бермудо (до 1549 г.) с капельмейстером гранадского двора Бернардином (Bernardino de Figueroa, ум. 1571). Другим важным консультантом работ Бермудо (в 1550-х годах) был композитор Кристобаль де Моралес. В 1550 г. Бурмадо посетил клариссинский монастырь в Монтилье (Андалусия), посвятил аббатиссе монастыря один из своих трактатов. 24 июня 1560 г. был избран на руководящую должность (definidor) в андалусийской епархии францисканцев. Дата и место смерти Хуана Бермудо неизвестны.

Главное творческое достижение Бермудо — трактат «Объяснение музыкальных инструментов» («Declaración de instrumentos musicales», 1555)[1], в пяти книгах. Заглавие, обещающее рассмотрение музыкальных инструментов, не вполне соответствует содержимому трактата, в котором вокальная музыка (как григорианская монодия, так и новейшая церковная полифония) рассматривается наряду с инструментальной. Учитывая это, западные учёные толкуют заглавие в смысле musica instrumentalis Боэция, то есть как ссылку на всякую звучащую музыку (а не как на математическую и «спекулятивную» её теорию)[2].

Наиболее ценно в труде Бермудо описание инструментов (подробно — виуэлы[3], но также клавишных инструментов, арфы и др.), а также практики современного автору инструментального музицирования, со многими «практическими» нотными примерами. С точки зрения теории музыки важна Третья книга, где автор обсуждает проблемы темперации, табулатурную нотацию, технику музыкальной композиции (особенно интабуляцию). Пятой книге, посвящённой учению о церковных тонах (в том числе, об их применении в многоголосной музыке)[4], предшествует ценное введение Кристобаля де Моралеса (датировано 20 октября 1550 года). Первая книга — более или менее традиционное изложение эстетики и этики музыки (например, известный вопрос различия между «певчим» и «музыкантом»), этимологические и исторические экскурсы (обзор различных классификаций музыки). Среди (названных по имени) авторитетов, на которых ссылается Бермудо,— Боэций и Гвидо Аретинский, из новейших — философы Якоб Фабер и Джорджо Валла, музыканты Ф.Гафури и Г. Глареан.

Бермудо воспринимал свой трактат как основной труд жизни. Промежуточные результаты исследования он публиковал как отдельные труды. Так в 1549 году была издана Первая книга трактата («Libro primero»), которая по своим размерам почти равна позднейшим пяти книгам вместе взятым, а в следующем году — фрагмент Второй книги под названием «Arte tripharia».

Бермудо — автор романса «Mira Nero de Tarpeya» для голоса и виуэлы[5], а также ряда полифонических обработок для органа популярных (католических) гимнов, в том числе «Conditor alme siderum», «Ave maris stella» и «Vexilla regis prodeunt».

Напишите отзыв о статье "Бермудо, Хуан"

Примечания

  1. Вариант русского перевода заглавия — «Разъяснение музыкальных инструментов»
  2. Freis W., Blackburn B. Bermudo, Juan // The New Grove Dictionary of Music and Musicians. London; New York, 2001.
  3. В Четвёртой книге трактата.
  4. Псалмовые тоны разъясняются (с примерами) во Второй книге.
  5. «Глядит Нерон с Тарпеи [на горящий Рим]». Пьеса опубликована в Четвёртой книге трактата.

Сочинения

Примечание. Все трактаты Бермудо написаны на испанском языке

  • Libro primero [de la Declaración de instrumentos musicales] (s.l., 1549)
  • Arte tripharia (s.l., 1550)
  • Declaratión de instrumentos musicales (s.l., 1555); фрагмент трактата в переводе М.В.Иванова-Борецкого опубликован в кн. "Музыкальная эстетика западноевропейского средневековья и Возрождения" (М.: Музыка, 1966)

Литература

  • Stevenson R.M. Juan Bermudo. Den Haag, 1960.
  • Apel W. Geschichte der Orgel- und Klaviermusik bis 1700. Kassel, 1967.
  • Corona Alcalde A. Juan Bermudo and his seven vihuelas // Journal of the Lute Society 24 (1984), p.77-86.
  • Annoni M.T. Tuning, temperament and pedagogy for the vihuela in Juan Bermudo's "Declaratión de instrumentos musicales". PhD Diss. Ohio / USA, 1989.
  • Otaola P. Instrumento perfecto y sistemas armónicos microtonales en el siglo XVI: Bermudo, Vicentino y Salinas // Anuario musical 49 (1994), p.127-157.
  • Freis W. Becoming a theorist: the growth of the Bermudo's "Declaratión de instrumentos musicales" // Revista de musicología 28 (1995), pp.27-112.
  • Freis W. Perfecting the perfect instrument: Fray Juan Bermudo on the tuning and temperament of the "vihuela de mano" // Early Music 23 (1995), pp.421-435.
  • Otaola González P. Tradición y modernidad en los escritos musicales de Juan Bermudo: del Libro primero (1549) a la Declaración de instrumentos musicales (1555). Kassel: Edition Reichenberger, 2000. IX, 518 pp.; ISBN 3-931887-93-6.

Ссылки

  • [imslp.org/wiki/El_libro_llamado_declaraci%C3%B3n_de_instrumentos_musicales_(Bermudo,_Juan) Трактат "Объяснение музыкальных инструментов"] (цифровое факсимиле первого издания)
  • [books.google.ru/books?id=PVkI8L-KGlsC&lpg=PA17&dq=fray%20juan%20bermudo&pg=PP3#v=onepage&q=fray%20juan%20bermudo&f=false Otaola González P. Tradición y modernidad en los escritos musicales de Juan Bermudo (2000)] (Google preview)
  • [sscm-jscm.org/jscm/v9/no1/stein/ex4.html Романс "Mira Nero de Tarpeya" для виуэлы] (транскрипция в 5-линейной тактовой нотации)

Отрывок, характеризующий Бермудо, Хуан

Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.