Диас дель Кастильо, Берналь

Берналь Диас дель Кастильо

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Бернáль Ди́ас дель Касти́льо (исп. Bernal Díaz del Castillo; 1495, Медина-дель-Кампо — 1584, Антигуа-Гуатемала) — испанский конкистадор, участник экспедиции Эрнана Кортеса. Автор хроники «Правдивая история завоевания Новой Испании» (1557—1575) — важного источника по конкисте.

Биография

Родился в Медина дель Кампо в небогатой, но знатной семье. По его собственным словам, отец — Франсиско Диас дель Кастильо, был рехидором его родного города. В 1514 Берналь отправился на Кубу в надежде поправить благосостояние. В то время ему было около 20 лет, и он имел только начатки образования. Сам он утверждал, что первоначально отправился в Панаму, и претерпел там немало бедствий. В 1517 принял участие в экспедиции Франсиско Эрнандеса де Кордоба на Карибские острова. Экспедиция закончилась неудачно, однако в ходе её был открыт полуостров Юкатан. В следующем году в составе экспедиции Хуана де Грихальвы Берналь Диас вновь отправился на Юкатан. После этого путешествия появилось название Новая Испания.

По возвращении на Кубу присоединился к экспедиции Эрнана Кортеса, которая направилась на завоевание Мексики. Непосредственным начальником Берналя Диаса был Педро де Альварадо. Результатом этой военной кампании стало падение империи ацтеков в 1521. Свои впечатления Диас дель Кастильо записывал и в итоге создал книгу «Правдивая история завоевания Новой Испании» (исп. Historia verdadera de la conquista de la Nueva España). Отличаясь необыкновенной памятью, Берналь Диас создал один из самых примечательных исторических документов XVI в.

В 1544 г женился на Тересе Бесерра, дочери одного из конкистадоров. После женитьбы дважды был в Испании, в том числе в 1550 г на заседании знаменитой «Вальядолидской хунты», посвящённой рабству индейцев. Берналь Диас был одним из главных оппонентов Бартоломе де Лас Касаса.

За военные заслуги дважды получал владения в Мексике, но эти пожалования были формальными. После неоднократных попыток получить пенсию, в 1551 был назначен губернатором города Сантьяго де лос Кабальерос. Есть основания полагать, что около 1557 г ему пришла в голову мысль описать историю завоевания Мексики, свидетелем и участником которого он был. Вероятно, это произошло после встреч с ветеранами, и прочтения официальных хроник, появившихся в то время. Окончил он свою работу только в 1575 г. Скончался он на своей новой родине, в Гватемале, и был погребён в местном кафедральном соборе, ныне разрушенном.

«Правдивая история завоевания Новой Испании»

Труд Берналя Диаса о событиях, участником которых он был (опирающийся на те записи, которые он сам вёл во время походов, учитывая и мнения многих своих рядовых сослуживцев), был закончен им уже в глубокой старости. И хотя Берналь Диас в начале работы сетует на свою необразованность (незнание латыни), но правильно полагает, что личные воспоминания очевидца и участника событий компенсируют эти недостатки автора, стремящегося оставить правдивое описание своей жизни. И хотя Берналь Диас иногда ошибается, вольно или невольно (учитывая, что ему было более 84 лет, когда он закончил работу), тем не менее он выполнил свою главную задачу — создал замечательный рассказ-хронику о событиях, в которых он принимал непосредственное участие. «Правдивой историей…» Берналь Диас в какой-то мере желал дать ответ на тенденциозные книги, в первую очередь, на «Всеобщую историю Индий» и «Историю завоевания Мешико» Франсиско Лопеса де Гомары, духовника (с 1540 г.) и историографа Эрнана Кортеса, в которых все заслуги приписаны Кортесу. А также и на книги других авторов, которые, по мнению Берналя Диаса, не пишут правдиво о конкисте. Сам Берналь Диас отдаёт должное Эрнану Кортесу, но и сообщает о многих его недостойных поступках и даже высказывается о них с осуждением, как впрочем и о поступках других испанских командиров и правителей. Он с любовью говорит о своих соратниках (рассказывает даже о лошадях, называя их имена), но и справедливо оценивает индейцев, с уважением высказываясь о противнике.

Текст сочинения Берналя Диаса довольно тяжеловат для чтения (состоит из 214 глав), содержит много повторов (чего только стоят несколько раз повторяющиеся одни и те же списки конкистадоров), с длинными, громоздкими предложениями. Достоинством Берналя Диаса — литератора было создание «эффекта присутствия».

Вместе с тем следует учитывать, что работа Берналя Диаса создавалась с совершенно определёнными целями:

• Это апология доблести испанских конкистадоров (он с горечью пишет, что из 500 его коллег, высадившихся в Веракрусе, в живых осталось пятеро…).
• Автор чувствовал себя обделённым при разделе Нового Света и часто подчеркивает свои личные заслуги.
• Берналь Диас довольно критически относился к Эрнану Кортесу.

Берналь Диас приуменьшал роль индейских союзников испанцев (как участник конкисты он не был беспристрастен) и не говорил на языках мексиканских индейцев (хотя, по его собственным словам, понимал наречие аборигенов Кубы). После прочтения «Правдивой истории…» может создаться впечатление, что 500 испанцев сумели покорить целую страну, хотя испанцы были только «ядром» многих тысяч индейских союзников (из 190 гербов, пожалованных Карлом V, 20 предназначалось для союзных индейских вождей).

Критика Берналя Диаса в его «Правдивой истории» как дел Кортеса, так и некоторых других испанских командиров и правителей, вызвала мощную ответную волну. Так, например, придворный историограф, Антонио де Солис-и-Рибаденейра (1610—1686) в «Истории завоевания Мексики» писал:

…Из многих мест его [(Берналя Диаса)] сочинения ясно видно его немалое честолюбие и негодование. Из-за страстей своих нередко возводит он незаслуженные и горькие жалобы на Эрнана Кортеса — величайшую личность в этой истории. Для этого он прилагает немалое старание, чтобы выискивать намерения Кортеса, дабы умалить и возвести хулу на его дела. Он же возмутительные речи и доносы солдат считает часто достовернее собственных слов и приказов их предводителя, а ведь, как во всех чинах, так более всего в воинском, опасно тем, которые должны только слушаться, дозволять рассуждать о приказах начальников.

(Книга I, глава II, см. стр. 320, в книге: Берналь Диас дель Кастильо. Правдивая история завоевания Новой Испании, Форум, 2000 г.)

Современные критики отмечают, что на стиль и содержание работы Берналя Диаса повлияли рыцарские романы его времени, что доказывается и большими преувеличениями. Так, Берналь Диас описывает цомпантли (помост с вертикальными столбами-стойками, поддерживающими ряды поперечных шестов, на которые были нанизаны головы принесённых в жертву), указывая, что там было нанизано более 100 000 человеческих черепов. Но это вполне возможно, так как в Мешико-Теночтитлане и в других крупных городах на праздниках людей приносили в жертву тысячами, о чём свидетельствует хронист Диего Дуран и другие авторы. Все вымыслы недоброжелателей, что история Берналя Диаса написана не им, не имеют под собой никаких доказательств.

Первое издание 1632 г. имело много неточностей, но, несмотря на это, неоднократно переиздавалось и переводилось (Mexico, 1837; Paris, 1877; London, 1908—1916). Первое точное издание по авторской рукописи, хранящейся в муниципальном архиве Гватемалы, вышло в 1904 г. в Мексике (Mexico 1904, 1939, 1944, 1950, 1960, 1961, 1962, 1968 и др.; Madrid, 1928; Guatemala, 1933—1934; есть и переводы: New York, 1956, Stuttgart, 1965; London, 1969. Имеется сокращенный перевод на русский язык: Егоров Д. Н. Записки солдата Берналя Диаза, I—II, издательство Брокгауз-Ефрон, Ленинград, 1924—1925 гг.; то же самое вторым изданием — Ленинград, 1928 г.). Этот перевод был уточнён, частично сделан заново и дополнен, представлен в новой редакции, с обширными примечаниями (включая множество переводов испанских и индейских источников), Захарьяном А. Р., и издан в 2000 г. издательством «Форум».

Берналь Диас о себе и испанском завоевании

Замечал я положение, как очень известные хронисты прежде, чем начинали писать свои истории, создавали вначале пролог и преамбулу, с доводами и весьма возвышенной риторикой для придания ясности и доверия к своим аргументам ради того, чтобы любознательные читатели, с ними ознакомившись, получили благозвучие и впечатление от них; а я, как не владеющий латынью, не осмелился создавать ни преамбулу, ни пролог из-за того, что необходимо для восхваления героических событий и подвигов, совершенных во время покорения Новой Испании и её провинций в сообществе с храбрым и сильным духом предводителем доном Эрнаном Кортесом, который затем, по прошествии времени, за героические свершения стал маркизом дель Валье, иметь силу описать все столь же величественно как подобает. Кроме того, необходим другой дар слова и лучшая риторика, чем у меня; но я видел и участвовал в этом покорении, и как знающий очевидец я вел о нём записи, с помощью Бога, весьма просто, без искажений ни в одном, ни в другом месте, а так как я стал стар, мне больше восьмидесяти четырёх лет, и я почти потерял зрение и слух, в моей судьбе нет другого богатства, которое оставлю моим детям и потомкам, кроме этого моего правдивого и примечательного рассказа, как впереди они в нём увидят; теперь, не задерживаясь больше, я расскажу и поразмышляю о моем отечестве, где был рожден, и в какой год отправился я из Кастилии, и в сообществе с какими предводителями ходил в походы, и где сейчас мое местонахождение и жилище.

(Берналь Диас дель Кастильо. Правдивая история завоевания Новой Испании. Форум. Москва, 2000, стр. 5 /Предисловие/, пер. А. Р. Захарьяна.)

Ежели же читатель спросит: «Что же сделали вы, все эти конкистадоры, в Новом Свете?» Я отвечу так. Прежде всего, мы ввели здесь христианство, освободив страну от прежних ужасов: достаточно указать, что в одном лишь Мешико ежегодно приносилось в жертву не менее 2 500 людей! Вот что мы изменили! Переделали мы, в связи с этим, и нравы, и всю жизнь. Множество городов и селений построено заново; введено скотоводство и плодоводство на европейский манер; туземцы научились многим новым ремеслам, и новая работа закипела в новых мастерских. Возникло немало художественных зданий, а ребята обучаются даже в правильных школах; что же касается самого Мешико, то там учреждена Универсальная коллегия, где изучают грамматику, богословие, риторику, логику, философию, и где раздаются ученые степени лиценциата и доктора. Книг там множество, и на всех языках. Всюду устроены добрые суды и поддерживается полная безопасность; индейцы привыкли уже выбирать себе своё самоуправление, и все мелкие дела решаются по их праву и обычаю. Касики по-прежнему богаты, окружают себя множеством пажей и слуг, имеют знатную конюшню, зачастую владеют конскими заводами и стадами мулов, пуская их с большой выгодой под торговые караваны. Индейцы ловки, удачливы, сметливы, легко все перенимают. Словом, и страна, и люди улучшаются.

Там же, стр. 319.

Примечательный факт

Праправнуком Берналя Диаса был «отец гватемальской истории» Франсиско Антонио де Фуэнтес-и-Гусман (Francisco Antonio de Fuentes y Guzmán, 1643 г. — около 1700 г.), написавший знаменитый труд «История Гватемалы или избранное напоминание».

Литература

• Берналь Диас дель Кастильо. Правдивая история завоевания Новой Испании. Форум. Москва, 2000. ISBN 5-89747-020-0
• Díaz del Castillo, Bernal [1632] (1963). The Conquest of New Spain, J. M. Cohen (trans.), 6th printing (1973), Penguin Classics, Harmondsworth, England: Penguin Books. ISBN 0-14-044123-9. OCLC 162351797.
• Mayer, Alicia (2005). «Reseñas: Bernal Díaz del Castillo, Historia verdadera de la conquista de la Nueva España (Manuscrito Guatemala)» (PDF). Estudios de Historia Novohispana 33: pp. 175—183. ISSN 0425-3574. (Spanish)
• Prescott, William H. (1843). History of the Conquest of Mexico, with a Preliminary View of Ancient Mexican Civilization, and the Life of the Conqueror, Hernando Cortes (online reproduction, Electronic Text Center, University of Virginia Library), New York: Harper and Brothers. OCLC 2458166.
• Wilson, Robert Anderson (1859). A New History of the Conquest of Mexico: In which Las Casas' denunciations of the popular historians of that war are fully vindicated. Philadelphia, PA: James Challen & Son. OCLC 9642461.

Ссылки

• [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/D.phtml?id=2045 Диас дель Кастильо, Берналь. Правдивая история завоевания Новой Испании. Форум. Москва, 2000 г.]. Восточная литература. Проверено 3 марта 2011. [www.webcitation.org/61BxXn9Is Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
• [web.archive.org/web/20070308015410/mesoamerica.narod.ru/diazhis.html Берналь Диас. Правдивая история завоевания Новой Испании. Форум, Москва, 2000 г. mesoamerica.narod.ru]

Полный испанский текст:

• [www.cervantesvirtual.com/servlet/SirveObras/01715418982365098550035/thm0000.htm Historia verdadera de la conquista de la Nueva España (Tomo I)]
• [www.cervantesvirtual.com/servlet/SirveObras/05819511922437539832268/index.htm Historia verdadera de la conquista de la Nueva España (Tomo II)]
• [oregon.conevyt.org.mx/inea/biblioteca/varios/38_ob_lit_uni_v2/19/htm/SEC_4.HTM Introducción al estudio de Bernal Díaz y su Verdadera historia]
• [www.angelfire.com/jazz/bernaldiaz/ Portal consagrado a Bernal Díaz del Castillo]
• [www.motecuhzoma.de/start-es.html Página de relación — sobre la conquista de México]

Отрывок, характеризующий Диас дель Кастильо, Берналь

– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.