Кушнер, Бернар

Бернар Кушнер
Bernard Kouchner
Дата рождения:	1 ноября 1939(1939-11-01) (84 года)
Место рождения:	Авиньон, Франция
Гражданство:	Франция Франция
Род деятельности:	Дипломат, врач

Берна́р Кушне́р (фр. Bernard Kouchner; род. 1 ноября 1939, Авиньон, Франция) — французский врач, дипломат. Министр иностранных дел Франции с 17 мая 2007 года по 13 ноября 2010 года в первом и втором кабинетах Франсуа Фийона. Один из основателей организации «Врачи без границ». Бывший социалист. Руководитель направления реформ здравоохранения в Агентстве модернизации Украины.

Молодость

Отцом Бернара Кушнера был врач, французский еврей, сын эмигрантов из Латвии, исповедовавший иудаизм. Дед и бабушка Бернара Кушнера со стороны отца погибли в Освенциме. Мать Бернара Кушнера была француженкой-протестанткой.

Начало карьеры

Политическую карьеру Кушнер начал как член молодёжной организации Коммунистической партии Франции, из которой он был исключён в 1966 году. В 1968 году возглавил студенческую забастовку медицинского факультета Сорбонны.

Работал врачом Красного Креста в Биафре в 1968 году. В 1971 году основал организацию «Врачи без границ» для помощи жертвам вооружённых конфликтов. Был также волонтёром во время осады лагеря беженцев в Восточном Бейруте в течение Гражданской войны в Ливане.

Кушнер вступил с конфликт с руководителем организации «Врачи без границ» Клодом Малхурой по вопросу о вывозе беженцев из Вьетнама после того как Демократическая Республика Вьетнам победила Южный Вьетнам. В связи с этим в 1980 году Кушнер вышел из организации «Врачи без границ» и основал собственную организацию «Врачи мира», председателем которой был до 1982 года.

В 1987 году Кушнер опубликовал книгу «Le Devoir d’Ingerence» («Обязанность вмешаться»), в которой утверждал, что демократические государства не только имеют право, но и обязаны для защиты прав человека вмешиваться в дела иностранных государств, невзирая на их суверенитет (см. статью Гуманитарная интервенция).

Членство в Европейском парламенте

С 1988 года начал карьеру в правительстве социалистов, хотя тогда ещё не был членом Социалистической партии Франции. C 1994 года Кушнер становится депутатом Европарламента.

Карьера в правительстве

С 1992 по 1993 год был министром здравоохранения Франции в кабинете Пьера Береговуа. С 1997 по 1999 и с 2001 по 2002 год был младшим министром здравоохранения в кабинете Лионеля Жоспена.

Сразу после победы на президентских выборах Николя Саркози объявил, что предложит пост министра иностранных дел Бернару Кушнеру. Кушнер дал согласие и получил пост в кабинете Франсуа Фийона; был исключен из Соцпартии.

13 ноября 2010 года вместе со всем составом французского правительства был отправлен в отставку. В третий кабинет Франсуа Фийона не вошёл.

Деятельность в Косове

15 июля 1999 года Кофи Аннан назначил Кушнера первым особым представителем и главой Переходной Администрации ООН в Косове, где тот содействовал созданию местной гражданской администрации. По сообщению сербской газеты «Курьер», некая Милияна Митрович, «близкая к албанским бизнесменам», заявила, что руководство Албании было «вовлечено» в торговлю человеческими органами с «благословения Бернарда Кушнера».

21 января 2001 года датский социал-демократ Ханс Хеккеруп сменил его на посту главы Администрации ООН в Косово.

В 2009 году Пьера Пэана опубликовал книгу «Мир согласно К» (Le Monde selon K), в которой обвинял министра в причастности к аферам в Африке и описывал скандальное отношение Кушнера к Косову. Книга вызвала резкие ответы со стороны сторонников Кушнера .

Личная жизнь

Кушнер женат вторым браком на тележурналистке Кристине Окрент. От этого брака у него один сын — Александр. Первой супругой министра иностранных дел была Эвелина Пизье, бывшая активистка, сестра известной французской актрисы Мари-Франс Пизье, от брака с которой у него трое детей: Жюльен, Камилла и Антуан.

Позиция по вопросу об эвтаназии

Будучи министром здравоохранения, Бернар Кушнер публично выступил против позиции правительства как сторонник эвтаназии. Он признался, что когда он работал врачом в Южном Вьетнаме и Ливане, то сам умерщвлял людей, обреченных на смерть.

Участие в Агентстве модернизации Украины

3 марта 2015 года Бернар Кушнер принял участие в создании Агентства модернизации Украины, а также был назначен куратором одного из направлений реформ, возглавив команду, которая будет разрабатывать план модернизации здравоохранения Украины. Через 200 дней со дня основания, Агентство должно представить четкий комплексный план модернизации Украины и уже в сентябре 2015 года предложат его Верховной Раде Украины и президенту Украины Петру Порошенко.

Ссылки

• Кушнер, Бернар — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [echo.msk.ru/programs/48minut/707191-echo/ Бернар Кушнер, министр иностранных дел Франции. Передача радиостанции «Эхо Москвы» ]
• [www.russ.ru/pole/Bernar-Kushner-neizvestnaya-istoriya-gumanitarnoj-intervencii Кристофер Колдвелл. Бернар Кушнер: неизвестная история «гуманитарной интервенции»]
• [www.warandpeace.ru/ru/analysis/view/17331/ Бернар Кушнер: пиар-доктор «гуманитарных интервенций»]. Inca Group «War and Peace» (22 ноября 2007). Проверено 8 сентября 2008. [www.webcitation.org/65hTL4Kvo Архивировано из первоисточника 25 февраля 2012].
• [www.rambler.ru/news/politics/yugoslavia/13213729.html?b=4.23 Запад продолжает вытирать ноги о сербов]. Рамблер (7 августа 2008). Проверено 8 сентября 2008. [www.webcitation.org/65hTOGdVN Архивировано из первоисточника 25 февраля 2012].
• [www.independent.co.uk/news/people/bernard-kouchner-the-healer-899044.html Bernard Kouchner: The healer] (англ.). The Independent (16 августа 2008). Проверено 31 августа 2008. [www.webcitation.org/65hTa2h8U Архивировано из первоисточника 25 февраля 2012].
• [www.kurir-info.rs/clanak/politika/kurir-04-07-2008/francuski-mengele Francuski Mengele] (серб.)(недоступная ссылка — история). Kurir (13 марта 1999). — (Французский доктор Менгеле). Проверено 8 сентября 2008. [web.archive.org/20081205030332/www.kurir-info.rs/clanak/politika/kurir-04-07-2008/francuski-mengele Архивировано из первоисточника 5 декабря 2008].
• [www.counterpunch.org/johnstone06042007.html Bernard Kouchner: Media Doc of «Humanitarian Intervention»] (англ.). counterpunch (4 июня 2007). Проверено 8 сентября 2008. [www.webcitation.org/65hThGSNb Архивировано из первоисточника 25 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Кушнер, Бернар

– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.