Фонтенель, Бернар Ле Бовье де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бернар Ле Бовье де Фонтенель»)
Перейти к: навигация, поиск
Бернар Ле Бовье де Фонтенель
Bernard le Bovier de Fontenelle

Никола де Ларжильер.
Портрет Фонтенеля
Имя при рождении:

Bernard le Bovier de Fontenelle

Род деятельности:

прозаик, поэт, драматург, эссеист

Жанр:

либретто опер, пасторали, галантные стихи

Язык произведений:

французский

Берна́р Ле Бовье́ де Фонтене́ль (фр. Bernard le Bovier de Fontenelle; 11 февраля 1657, Руан, — 9 января 1757, Париж) — французский писатель и учёный, племянник Пьера Корнеля.





Биография

Получил образование под руководством иезуитов; избрал юридическую карьеру, но после первой же неудачи отказался от неё и решил заняться литературой. Написал несколько пьес („Brutus“, „Bellérophon“, „Endymion“ и др.), очень посредственных и не имевших успеха; в 1683 году выпустил „Dialogues des morts“, в которых уже отразилось до известной степени его миросозерцание; три года спустя обратил на себя общее внимание рассуждением „Entretiens sur la pluralité des mondes“ («Рассуждение о множественности миров»).

В 1691 году Фонтенель был избран членом Французской академии. В 1708 году напечатал один из лучших своих трудов, особенно по языку и манере изложения; „Eloges des académiciens“ (2 изд. 1719 г.).

Фонтенель дожил почти до ста лет (своё долголетие он объяснял обильным потреблением клубники) и застал на закате своих дней совершенно иную эпоху — просветительный и философский век, одним из предшественников и провозвестников которого был он сам. Он посещал литературные салоны маркизы де Ламбер, мадам Тансен, мадам Жофрен и других, пользуясь уважением нового поколения. В „Entretiens sur la pluralité des mondes“, a также в „Histoire des oracles“ (1687) очень ярко отразилось скептическое миросозерцание Фонтенеля, его убеждение в том, что все истины требуют проверки и солидных доказательств, его более чем холодное отношение к религии и всему, что с ней связано, отрицание всего чудесного и сверхъестественного, скрытые нападки на католицизм, облечённые в форму оценки языческих верований.

Эти особенности миросозерцания Фонтенеля сближали его с философами XVIII века, которые могли видеть в нём раннего защитника рационализма и скептической философии. Как человек, Фонтенель отличался любезным, общительным, но холодным характером, ничем не увлекался, мог рассуждать в красивой и ясной форме о каких угодно вопросах, никогда не имел настоящих друзей, хотя у него было всегда много знакомых.

Избранный в члены Парижской академии наук, Фонтенель был непременным секретарём академии с 1699 по 1741 год.

Фонтенель — популяризатор науки

Убеждённый картезианец, Фонтенель был более писателем-популяризатором, чем учёным. «Entretiens sur la pluralité des mondes» (П., 1686) в очень изящной и лёгкой форме разговоров, происходивших по вечерам под открытым небом между автором и маркизой, ранее ничего не слышавшей о предмете, излагают важнейшие сведения о Земле, Луне, планетах, неподвижных звёздах как о солнцах в среде собственных планетных систем. Автор нередко пользуется в своих объяснениях вихрями Декарта. Как популяризатор, он с особенным вниманием останавливается на интересном для светских людей вопросе об обитаемости других миров.

Вопрос этот решается им утвердительно как для Луны, так и для других планет: Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна. Успех книга имела огромный: она переведена почти на все европейские языки и имела множество изданий во Франции, из которых особенно замечательным было вышедшее в 1800 году с примечаниями Лаланда и затем перепечатанное в 1826 году под заглавием «La pluralité des mondes, précédée de l’astronomie des dames par J. de Lalande» (2 изд. П.).

На русском языке книга Фонтенеля в переводе кн. Антиоха Кантемира, сделанном в 1730 году, появилась в печати в 1740 году под заглавием «Разговоры о множестве миров господина Фонтенеля парижской академии наук секретаря» (218 стр., СПб.). Переводчик присоединил от себя предисловие и примечания. Третье издание того же перевода вышло в 1802 году. И в том же году в Москве был опубликован новый перевод княгини Е. А. Трубецкой.

В начале XIX века, когда слава и распространённость сочинения Фонтенеля уже приходили к концу, появилась согласованная с новейшими на тот момент успехами астрономии попытка его продолжения H. Favre, «Fontenelle et la Marquise de G. dans les mondes» (Женева, 1821).

В его честь в 1935 году назван кратер на Луне.

Сочинения

Из многочисленных других общедоступных сочинений Фонтенеля, появлявшихся в разных журналах и сборниках, на русский язык были переведены «Разговор в царстве мертвых. Артемизия и Раймунд Луллий» («Сочинения и переводы», май, 1758, стр. 487—493) и «Оставшиеся письма Ф. и доктора Юнга» («Новые ежемесячные сочинения», часть LXIX, март, 1792, стр. 83—102).

Строго научные сочинения Фонтенеля:

  • «Eléments de la géométrie de l’infini» (П., 1727) и
  • «Théorie des tourbillons cartésiens» (там же, 1752).

В первом из этих сочинений содержатся очень интересные рассуждения о возможности измерения и сравнения между собой бесконечно больших величин. Он написал и напечатал:

  • «Histoire de l’Académie royale des sciences, dépuis son établissement jusqu’en 1680. Eloges des académiciens» (П., 1719);
  • «Histoire du renouvellement de l’Académie royale des sciences en 1699, et les éloges historiques de tous les académiciens morts depuis ce renouvellement» (Амстердам, 1708—20).

Из академических похвальных речей, произнесенных Фонтенелем, особенно замечательными были

  • «Eloge de Leibniz» (1716) и
  • «Eloge de Newton» (П., 1728); также в «Histoire de l’Académie des sciences; année 1727» и в англ. переводе Пембертона (Лондон, 1728).

Сочинения Фонтенеля были изданы в 1758 году (11 т.), и переизданы в 1790 году с примечаниями.

На русский язык избранные работы Фонтенеля были переведены С. Я. Шейнман-Топштейн и изданы в серии «Научно-атеистическая библиотека» издательства «Мысль» в 1979 году (Б. Фонтенель. «Рассуждения о религии, природе и разуме»).

Напишите отзыв о статье "Фонтенель, Бернар Ле Бовье де"

Примечания

Литература

  • Trublet, «Mémoires pour servir à l’histoire de la vie et des ouvrages de M. de F.» (1761);
  • Sainte-Beuve, «Causeries du Lundi» (том III); Faguet, «Le XVIII-e siècle».

Источники

Ссылки

  • [jangalov.narod.ru/buki/Fontenelle.htm Б. де Фонтенель (1678) Описание царства поэзии]
  • [www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=434 Статья в «Пушкинской энциклопедии» (Л. И. Вольперт)]
Научные и академические посты
Предшественник:
Жан-Жак Ренуар де Вилайе
Кресло 27
Французская академия

16911757
Преемник:
Антуан-Луи Сегье

Отрывок, характеризующий Фонтенель, Бернар Ле Бовье де

Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.