Бернсторф, Альбрехт

Запрос «Бернсторф» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Альбрехт фон Бернсторф нем. Albrecht von Bernstorff<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
министр иностранных дел Короле́вства Пру́ссия
1861 — 1862
Рождение:	22 марта 1809(1809-03-22) Виттендёрп, герцогство Мекленбург-Шверин
Смерть:	26 марта 1873(1873-03-26) (64 года) Лондон
Место погребения:	Лассан
Род:	Бернсторф
Дети:	Иоганн Генрих фон Бернсторф

Граф Альбрехт фон Бернсторф (нем. Albrecht von Bernstorff); 22 марта 1809, Виттендёрп, герцогства Мекленбург-Шверин — 26 марта 1873, Лондон) — прусский государственный и политический деятель, министр иностранных дел, дипломат.

Биография

Представитель старого ганноверского аристократического графского рода Бернсторф.

Изучал право в университетах Гёттингена и Берлина, после чего поступил чиновником на прусскую службу.

В 1832 году начал дипломатическую карьеру в качестве атташе прусского посольства в Гамбурге, откуда последовательно переводился в Санкт-Петербург (1837) и Париж (1837). С 1842 года — эксперт-советник политического отдела министерства иностранных дел Пруссии.

В 1845 был назначен чрезвычайным и полномочным посланником в Мюнхен, где, несмотря на господство клерикалов-ультрамонтанов, твердо и с достоинством охранял интересы протестантской Пруссии и вместе с тем приобрел расположение короля Людовика I.

В 1848 Бернсторф был назначен послом в Вену, где до 1851 года трудился над восстановлением добрых отношений между Пруссией и Австрией. Вскоре после прибытия в Вену он проявил себя, как противник предложенной схемы объединения немецких земель в единое государство. Считал возможным такое объединение под прусским, а не австрийским руководством. Во время революции 1848—1849 гг. выступал за прочный союз между Пруссией и Австрией.

В 1851—1852 годах Бернсторф был членом прусского парламента (ландтага). Потом направлен послом в Неаполь.

Незадолго до начала Крымской войны в 1854 году стал главой прусского посольства в Лондоне, и добился значительного улучшения англо-прусских отношений.

В 1861 году получил портфель министра иностранных дел в правительстве Карла Антона Гогенцоллерна-Зигмарингена и в короткое время успел заключить торговые договоры с Китаем и Японией, а также довести до благополучного конца заключение договора о свободной торговле с Францией.

В конце 1862 года Бернсторф вернулся на свой пост в Лондон, где в 1867 году был утвержден в звании посла в ранге государственного министра Северогерманского союза и Германской империи в 1871 году.

В течение этого времени он также был прусским делегатом на Лондонской мирной конференции 1864 года, которая привела к подписанию договора в Вене об окончании Датско-прусской войны. В 1867 году он также в качестве посла Северогерманского союза вёл переговоры о заключении Лондонского договора, который определил статус Люксембурга.

Умер в Лондоне в 1873 году. Похоронен в родовой усыпальнице в Лассане (ныне Мекленбург-Передняя Померания).

Ссылки

• Бернсторф Альбрехт // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бернсторф, Альбрехт

Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.