Бернштейн, Самуил Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Самуил Борисович Бернштейн
Дата рождения:

21 декабря 1910 (3 января 1911)(1911-01-03)

Место рождения:

Баргузин (Бурятия)

Дата смерти:

6 октября 1997(1997-10-06) (86 лет)

Место смерти:

Москва, Россия

Страна:

СССР СССРРоссия Россия

Научная сфера:

филология

Место работы:

МГУ им. М. В. Ломоносова, Институт славяноведения РАН

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

МГУ им. М. В. Ломоносова

Научный руководитель:

Г. А. Ильинский, А. М. Селищев

Известные ученики:

В. М. Иллич-Свитыч, Н. И. Толстой, В. Н. Топоров, Т. С. Тихомирова

Самуи́л Бори́сович Бернште́йн (21 декабря 1910 [3 января 1911], с. Баргузин, Забайкальская область — 6 октября 1997, Москва) — российский лингвист-славист, балканист, диалектолог, специалист по болгарскому языку, лингвистической географии. Автор мемуаров, историк науки.





Биография

Родился в семье политических ссыльных, учился в Никольске-Уссурийском (ныне Уссурийск) в средней школе, в 1928 году поступил на историко-этнологический факультет Московского университета. Специализировался по славистике, его учителями были А. М. Селищев и Г. А. Ильинский. Член антимарристской группы «Языкофронт». Защищать кандидатскую диссертацию по языку болгарских дамаскинов Бернштейн был вынужден в Ленинграде (1934) в связи с ликвидацией московского НИЯЗ при Наркомпросе. В 1934—1938 годах руководил кафедрой болгарского языка и литературы Одесского пединститута, а в 1937—1939 был деканом литературного факультета в Одесском университете (таким образом, кафедру возглавил в 23 года, а факультет — в 26).

С 1939 года — в Москве: московский ИФЛИ, затем в МГУ (с перерывом на эвакуацию в Ашхабад в 1941—1943). С 1943 года — фактический (вместо жившего в Ленинграде Н. С. Державина), а с 1948 (когда получил звание профессора) по 1970 год — и официальный заведующий кафедрой славянской филологии в МГУ; в 1946 году защитил докторскую диссертацию по языку валашских грамот. В МГУ получил известность как талантливый преподаватель, подготовивший целые поколения славистов. Одним из его любимых учеников был Владислав Маркович Иллич-Свитыч. С 1947 года до конца жизни работал также в Институте славяноведения (и балканистики) АН СССР и РАН, где в 1951—1977 годах возглавлял сектор славянского языкознания, а затем занимался лингвистической географией (Общекарпатский диалектологический атлас). Аспирантами Бернштейна в ИнСлаве были Никита Ильич Толстой и Владимир Николаевич Топоров, под его началом работали Татьяна Вячеславовна Булыгина, Вячеслав Всеволодович Иванов и другие известные лингвисты.

Автор более 400 печатных работ, в том числе более 20 монографий, учебников и словарей. Из них наиболее заметны неоконченный, но весьма подробный «Очерк сравнительной грамматики славянских языков» (ч. 1, 1961, ч. 2, 1974), а также историко-филологическая монография «Константин-философ и Мефодий» (1984).

В 1940—1950-е годы Бернштейн много работал над диалектологией болгарского языка («Атлас болгарских говоров в СССР» — совместно с Е. В. Чешко и Э. И. Зелениной, 1958). В 1940—1960-е годы практически непрерывно готовил и редактировал болгарские словари, грамматики, учебники.

Бернштейну принадлежит множество изданных и неизданных мемуарных очерков об учителях, современниках, жизненном опыте, отчасти вработанных в ведшийся им всю жизнь рабочий дневник (сохранились записи только с 1943 г.). Получившийся текст (литературно обработанные ежедневные записи с обширными отступлениями) частично издан под названием «Зигзаги памяти» (до 1961 г.; дальнейшие записи полностью пока не опубликованы, так как близко и нелицеприятно касаются здравствующих лиц). Записки Бернштейна дают живую картину повседневной научной жизни, хронику идеологического диктата над филологией, отражают, подчас пристрастно, любопытные черты личности ряда деятелей гуманитарных наук того времени. Особенно резкую оценку у Бернштейна вызывают марристы (в начале 1950 года за противостояние марризму ему грозило увольнение), а также Виктор Владимирович Виноградов и его ближайшее окружение; «положительные герои» его очерков — его учитель А. М. Селищев, Пётр Саввич Кузнецов, Рубен Иванович Аванесов и другие. Бернштейн написал особую монографию о Селищеве («А. М. Селищев — славист-балканист», 1987).

Напишите отзыв о статье "Бернштейн, Самуил Борисович"

Ссылки

  • [www.philol.msu.ru/~slavphil/staff/bernstein.html Биография С. Б. Бернштейна на сайте филфака МГУ]

Основные книги С. Б. Бернштейна

  • Разыскания в области болгарской исторической диалектологии. Язык валашских грамот XIV—XV вв. М.; Л., 1948.
  • Болгарско-русский словарь. М., 1966;
  • Очерк сравнительной грамматики славянских языков: В 2 т. М., 1961—1974;
  • Константин-Философ и Мефодий. Начальные главы из истории славянской письменности. М., 1984;
  • Из проблематики диалектологии и лингвогеографии: [Сб. статей]. М., 2000;
  • Зигзаги памяти. М., 2003.

Литература

  • Аванесов Р. И. Сорок лет в славистике // Исследования по славянскому языкознанию: Сб. в честь 60-летия проф. С. Б. Бернштейна. — М., 1971.
  • Горшкова К. В., Гудков В. П. Жизнь в науке и для науки: К 80-летию С. Б. Бернштейна // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1991. № 1.
  • Толстой Н. И. 60 лет служения славистике // Studia slavica. К 80-летию С. Б. Бернштейна. — М., 1991.
  • Венедиктов Г. К. Восемьдесят лет старейшине советских славистов // Советское славяноведение. 1991. № 1.
  • Топоров В. Н. С. Б. Бернштейн [некролог] // Балто-славянские исследования. 1997. — М., 1998.
  • Филологический сборник памяти профессора С. Б. Бернштейна: к пятилетию со дня кончины. — М., 2002.

Отрывок, характеризующий Бернштейн, Самуил Борисович

– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.