Берри, Набих

Наби Берри араб. نبيه بري‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Спикер парламента Ливана
с 20 ноября 1992
Предшественник:	Хуссейн Хуссейни
Вероисповедание:	Мусульманин-шиит
Рождение:	28 января 1938(1938-01-28) (86 лет) Фритаун, Сьерра-Леоне

Политика — Портал:Политика

Ливан

Эта статья — часть серии: Политическая система Ливана

Конституция Ливана Президент Ливана Мишель Аун Премьер-министр Ливана Таммам Салам Правительство Ливана Парламент Спикер (Набих Берри) Политические партии Выборы 1927 • 1932 • 1943 • 1947 • 1951 • 1953 • 1954 • 1957 • 1960 • 1964 • 1968 • 1972 • 1992 • 2000 • 2005 • 2009 Административное деление Международные отношения

Наби Берри (араб. نبيه بري‎; р. 28 января 1938, Фритаун, Сьерра-Леоне) — ведущий ливанский политик-шиит, спикер парламента с 1992 года. С 1980 года возглавляет шиитское движение «Амаль». Известен как один из главных сторонников союза Ливана с Сирией.

Биография

Наби Берри родился 28 января 1938 года в столице Сьерра-Леоне Фритауне (по утверждениям других источников, в городе Бо) в семье ливанских эмигрантов-шиитов. Переехав в Ливан, учился в начальной школе города Тибнин, затем в школе «Аль-Макассед» и «Школе мудрости» (Ecole de la Sagesse) в Бейруте. Поступил на юридический факультет Ливанского университета, стал известен как политический активист, возглавил студенческий совет. Получив в 1963 году степень бакалавра, он отправился на учёбу в Сорбонну, где получил диплом магистра. В 1960-е годы примкнул к движению арабских националистов.

С первой половины 1970-х годов работал юристом в корпорации General Motors, сначала в бейрутском офисе, а затем в США. С 1976 по 1978 год жил в городе Дирборн (штат Мичиган). В 1970-х годах был юрисконсультом шиитского движения «Амаль», которое возглавлял Муса Садр. В 1978 году, после загадочного исчезновения Садра, Берри вернулся в Ливан и в 1980 году стал лидером «Амаль». Со времени начала гражданской войны в Ливане в 1975 году «Амаль» поддерживала тесные связи с Сирией, и под руководством Берри они получили интенсивное развитие. Режим Хафеза Асада снабжал боевиков движения оружием и занимался их боевой подготовкой.

После израильского вторжения в Ливан в 1982 году «Амаль», как и другие просирийские группировки, боролась против возглавляемых США международных сил и добивалась ослабления центрального правительства, которому пришлось отказаться от достигнутых с Израилем договорённостей. В феврале 1984 года боевики Берри приняли участие в изгнании из Западного Бейрута христианских Ливанских сил, что значительно усилило влияние лидера «Амаль». Он фактически стал ведущим шиитским лидером и вошёл в правительство как министр реконструкции южного Ливана, а затем министр юстиции и электрических и гидравлических ресурсов. В середине 1980-х годов Берри при поддержке Сирии играл ключевую роль в борьбе против влияния Организации освобождения Палестины. Боевики «Амаль» нападали на лагеря палестинских беженцев, поддерживавших Ясира Арафата; в результате погибли несколько тысяч человек. В 1985 году боевики «Амаль» захватили в заложники 153 пассажира авиарейса компании TWA. Один из них был убит прежде, чем Берри выступил как посредник на переговорах. Как сообщает пресса, подробности переговоров так и не были оглашены, но оставшиеся заложники были освобождены через 17 дней.

В сентябре 1985 года вместе с двумя другими лидерами ливанских просирийских группировок — Валидом Джумблатом и Элие Хобейка — Берри подписал разработанное Дамаском соглашение, которое фактически закрепляло контроль Сирии над ливанским государством. Соглашение вызвало сильное недовольство среди христиан-маронитов и мусульман-суннитов и не было ратифицировано президентом Ливана Амином Жмайелем. Стремление Берри к единоличному руководству в движении и его беспрекословное подчинение сирийцам привели к снижению популярности «Амаль» и уходу ряда её руководителей. Берри, опасаясь за свою безопасность, в 1986 году уехал в Дамаск, где провёл девять месяцев. Во второй половине 1980-х годов сирийские силы неоднократно приходили на помощь боевикам «Амаль», боровшимся с другими группировками, в том числе с соперничающей шиитской организацией «Хезболла».

В конце 1980-х годов Берри поддержал усилия Дамаска по смещению президента Ливана генерала Мишеля Ауна, несмотря на то, что тот пользовался значительной поддержкой в шиитской общине. В 1992 году при покровительстве Сирии Берри стал председателем парламента — Ливанской национальной ассамблеи: это высший пост, который по конституции страны может занимать мусульманин-шиит. Он оставался неизменным союзником Сирии и добивался фактического превращения Ливана в государство-сателлит. В 1995 году Берри в соответствии с пожеланием Дамаска добился продления на три года президентского срока для Элиаса Храви. В 2004 году то же было сделано в отношении другого главы государства — Эмиля Лахуда.

В мае-июне 2005 года, после так называемой «кедровой революции», которая привела к выводу сирийских войск из Ливана, на парламентских выборах победу одержали антисирийские силы. Сторонники Берри выступили единым блоком со своими конкурентами в лагере шиитов — «Хезболлой». Вместе шиитские партии получили в парламенте 35 мест — 14 из них заняли представители «Амаль». Номинальный статус союзников не мешал членам двух группировок периодически вступать в вооружённое противостояние. Представители «Хезболлы» и «Амаль» вошли в новое правительство Фуада Синьоры, созданное в июне 2006 года. 28 июня Берри, получивший поддержку антисирийского большинства, был утверждён на посту спикера на новый четырёхлетний срок.

После начала в июле 2006 года вооружённого противостояния между «Хезболлой» и Израилем большинство лидеров «Хезболлы» вынуждены были скрываться, и Берри оказался в роли основного посредника между группировкой шейха Хасана Насраллы и Западом. По данным ливанских источников, США установили контакты с Берри ещё в середине 1990-х годов: дело в том, что он был более приемлем для американцев в качестве представителя ливанских шиитов, нежели кто-либо из «Хезболлы». Во время визита в Ливан госсекретаря США Кондолиззы Райс 24 июля Берри от лица «Хезболлы» отверг предложенные американцами условия прекращения огня. В начале августа 2006 года Берри заявил, что проект резолюции Совета безопасности ООН по Ливану, разработанный США и Францией, в случае его принятия может привести к «бесконечной» войне.

В ноябре 2006 года в Ливане начался новый политический кризис. Одной из его причин стали планы по созданию международного трибунала для расследования гибели бывшего премьер-министра Ливана Рафика Харири, против которых выступали просирийские силы. 11 ноября пять министров, представлявших в кабинете «Хезболлу» и «Амаль», ушли в отставку. Берри объявил неконституционными последующие заседания кабинета. Кризис обострился после убийства 21 ноября министра промышленности Ливана Пьера Жмайеля, известного своими антисирийскими взглядами.

Политический кризис в Ливане продолжался полтора года. В этот период Берри участвовал в попытках урегулирования ситуации, проводя переговоры от имени оппозиции с премьер-министром Синьорой, сыном убитого премьер-министра и лидером парламентского большинства Саадом Харири, однако продолжал настаивать на создании правительства национального единства, в котором оппозиция получила бы право вето. Кроме того, Берри отказывался созывать заседания парламента для ратификации документов, касавшихся организации международного трибунала по делу об убийстве Рафика Харири, но в мае 2007 года Совет безопасности ООН принял решение о созыве трибунала по запросу Синьоры. Весной 2007 года Берри призвал Саудовскую Аравию послужить посредником в переговорах и провести конференцию по урегулированию ливанского кризиса, однако правительство Ливана отказалось участвовать в такой конференции. Положение в Ливане ещё более обострилось, когда осенью 2007 года ливанский парламент из-за бойкота оппозиции не смог выбрать нового президента, а действующий президент Лахуд в ноябре покинул свой пост. Отмечалось, что в связи с отсутствием консенсуса между парламентским большинством и оппозицией с осени 2007 года до конца весны 2008 года Берри был вынужден 20 раз переносить выборы президента.

В мае 2008 года после массовых беспорядков, организованных движением «Хезболла» в ливанской столице Бейруте, соперничающие ливанские политические силы провели в Катаре переговоры, на которых прозападное правительство пошло на значительные уступки ради разрешения кризиса. В результате соглашения президентом Ливана 22 мая 2008 года был избран Мишель Сулейман. В июле 2008 года в Ливане было создано правительство национального единства во главе с Синьорой, в котором оппозиция получила право вето; при формировании правительства Берри лично рекомендовал в качестве министра иностранных дел Фаузи Саллуха, известного сторонника «Хезболлы».

Во время проведения в декабре 2008 года — январе 2009 года Израилем военной операции в секторе Газа, направленной против боевиков палестинского движения ХАМАС, Берри публично осудил израильскую акцию, встретился с представителями ХАМАСа и Организации освобождения Палестины, а также призвал глав парламентов арабских стран оказать давление на Израиль для прекращения операции. 8 января 2009 года в Ливан по приглашению Берри прибыли главы парламента Ирана Али Лариджани, парламента Сирии Махмуд аль-Абраш и парламента Индонезии Агунг Лаксоно, которые вместе со спикером ливанского парламента подписали обращение к председателю Европарламента Хансу-Герту Пёттерингу и генеральному секретарю ООН Пан Ги Муну с требованием принудить Израиль завершить операцию.

В первой половине 2009 года Берри продолжал оставаться основным представителем оппозиции, с которым вели переговоры зарубежные деятели. В частности, в мае 2009 года накануне очередных парламентских выборов в Ливане с ним проводили переговоры вице-президент США Джо Байден и министр иностранных дел России Сергей Лавров.

На парламентских выборах, состоявшихся 7 июня 2009 года, убедительную победу одержал прозападный блок партий под руководством Саада Харири, в то время как оппозиция получила 57 мест в 128-местном парламенте. При этом из всех оппозиционных партий «Амаль» получила возможность сформировать наибольшую (12 мест) фракцию в парламенте. Берри заявил, что он целиком признаёт результаты выборов. 25 июня Берри был вновь переизбран спикером ливанского парламента, за него проголосовали 90 депутатов, в том числе члены прозападного и антисирийского блока Харири, который подчеркнул, что это решение было принято ради стабильности в Ливане. После этого фракция «Амаль» в парламенте поддержала кандидатуру Харири на пост нового премьер-министра, хотя, как заявил Берри, его движение не собиралось участвовать в новом правительстве, если оно не будет действовать на основе консенсуса.

Ссылки

• При написании этой статьи использовался [www.lenta.ru/lib/14163707/ материал] (текст в Викитеке) из «Лентапедии», доступный по лицензии Creative Commons [creativecommons.org/licenses/by-sa/3.0/deed.ru BY-SA 3.0 Unported].

Отрывок, характеризующий Берри, Набих

Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.