Бертильон, Альфонс

Альфонс Бертильон
фр. Alphonse Bertillon
Род деятельности:	Криминалистика
Дата рождения:	24 апреля 1853(1853-04-24)
Место рождения:	Париж, Франция
Дата смерти:	13 февраля 1914(1914-02-13) (60 лет)
Место смерти:	Мюнстерлинген, Швейцария

Альфонс Бертильо́н (24 апреля 1853 — 13 февраля 1914) — французский юрист, изобретатель системы бертильонажа — системы идентификации преступников по их антропометрическим данным.

Биография и вклад в криминалистику

Сын уважаемого врача, статистика и вице-президента Антропологического общества Парижа доктора Луи Адольфа Бертильона, а также внук естествоиспытателя и статистика-демографа Ашиля Гийара.

Бертильон в школе не блистал, однако сумел сделать многое для развития криминалистики. Он создал систему словесного портрета, описания внешности преступника, которая используется и на сегодняшний день. Он создал так называемый бертильонаж. Это система, которая имела большое значение в расследовании преступлений, когда ещё не было дактилоскопии, когда ещё криминалисты не имели возможности искать преступников по отпечаткам пальцев.

Работал писарем Первого бюро полицейской префектуры Парижа. Его задачей было заполнение карточек описания личности преступников. В них то и дело повторялось: «высокого», «низкого», «среднего» роста, «лицо обычное», «никаких особых примет». Все эти описания подходили к тысячам людей. Поскольку Бертильон видел бессмысленность и бесполезность своей работы, а вырос он в семье, где с детства слышал имена Чарльза Дарвина, Луи Пастера и других учёных, то задумался, целесообразно ли тратить время, деньги и усилия людей на такое абсолютно ненадёжное и неэффективное установление тождества преступников. В качестве альтернативы он решил использовать возможности антропометрии.

Процесс создания антропометрического метода занял у Бертильона месяцы. Он сравнивал фотографии преступников, форму их ушей и носов; с разрешения начальства взялся подробно обмерять арестованных, что вызывало лишь смех его коллег. Измеряя рост, длину и объём головы, длину рук, пальцев, стоп, он убедился, что размеры отдельных частей разных лиц могут совпадать, но размеры четырёх, пяти частей тела одновременно не бывают одинаковыми.

Это и было основой метода. Теперь надо было решить вопрос с систематизацией картотеки. В своих докладах, подаваемых руководству, Бертильон говорил, что надо разделить, например, 90 000 различных карточек так, что любую из них можно будет легко найти. Если на первом месте в картотеке обозначена длина головы и эти данные подразделены на большие, средние и мелкие, то в каждой группе будет по 30 000 карточек. Если на втором месте в картотеке обозначена ширина головы, то согласно того же метода, будет уже девять групп по 10 000 карточек. При учёте одиннадцати данных в картотечном ящике окажется от трёх до двенадцати карточек.

Руководство не поддержало Бертильона с его идеей. Лишь благодаря ходатайствам его отца, человека известного и уважаемого, ему разрешено было заниматься замерами арестованных и вести картотеку. Дали ему в помощь двух писарей, плохо понимающих смысл работы, пытающихся уклониться от мрачной и упорной педантичности, с которой Бертильон контролировал их.

Первый результат пришёл почти через четыре года со времени появления идеи, всего за несколько дней до конца испытательного срока, установленного Бертильону его руководством. 20 февраля 1883 года он делал замеры заключённого, который назвался Дюпоном. По своей системе нашёл карточку с аналогичными размерами, которая принадлежала человеку с фамилией Мартен, арестовывавшемуся несколько месяцев назад. 21 февраля парижские газеты опубликовали первые статьи по делу Дюпона (Мартена) и сообщения о новой системе идентификации Бертильона.

В течение следующих трёх месяцев Бертильон идентифицировал ещё 6, в августе и сентябре — 15 и до конца года — 26 заключённых, при опознании которых старые методы отказали. К тому времени число карточек регистратуры достигло 7336. Ни разу размеры регистрируемых не повторились. За 1884 год он идентифицировал 300 человек.

Метод стал реально работать, его взяли на вооружение во многих странах. Именно Бертильон является изобретателем и создателем картотечных систем регистрации людей по каким-либо физиологическим их признакам с целью и возможностью использования этих картотек для опознания, для установления личности. И во многом, пожалуй, именно успехи изобретённого им антропометрического метода подталкивали первых энтузиастов-исследователей дактилоскопии к созданию системы такой регистрации, которая позволяла бы только при наличии лишь отпечатков пальцев рук находить в больших массивах дактилоскопических карт ту, единственную, которая являлась бы «родной» для дактилокарты, являющейся «запросной». Дактилоскопия, имея гораздо более надёжную систему регистрации, и положила конец антропометрическому методу Бертильона.

Бертильон в своё время предложил особую систему фотографирования — сигналитическую съёмку. Как раз в это время появилась фотография. Данные фотографии использовались как дополнительные сведения к описанию внешности. Съёмка велась анфас, в профиль и в три четверти оборота. Исследователь использовал специальный стул, в котором середина была выпуклой полоской, чтобы сидевший на ней человек не смог двигаться, и чтобы голову можно было держать на одном уровне.

Избранная библиография

• «Ethnographie moderne» (Париж, 1883);
• «L’anthropométrie Judici aire а Paris en 1889» (Лион, 1890);
• «La photographie judiciaire» (Париж, 1890);
• «De la reconstruction du signalement anthropométrique au moyen de vкtement» (Лион, 1892);
• «Identification anthropométrique. Instructions signalé tiques» (Париж, 1893 год).

Известные литературные упоминания

• В повести «Собака Баскервилей» А. Конан Дойля доктор Мортимер рискнул присвоить Холмсу не первую, а вторую строчку в криминологической табели о рангах, сообщив ему в разговоре, что «труды Бертильона внушают большее уважение людям с научным складом мышления».
• В рассказе Бориса Виана «Золотое сердце» (сборник «Волк-оборотень»): «В шесть лет люди обычно не скучают в квартире, где есть стекла для разбивания, занавески для поджигания, ковры для чернилозаливания и стены, которые можно разукрасить отпечатками пальцев всех цветов радуги, оригинально применив систему Бертильона к так называемым „безвредным“ акварельным краскам.»
• Инспектор Друэ в романе Агаты Кристи «Подвиги Геракла» из цикла об Эркюле Пуаро намеревался воспользоваться описанием убийцы, сделанным по системе Бертильона.
• В детском романе-сказке Николая Носова «Незнайка на Луне» во время оформления задержанного Незнайки полицейский Мигль описывает метод опознания преступников лунной полицией как упрощенную систему бертильонажа (идентификация производится лишь по трём параметрам: росту, окружности головы и длине носа, в результате чего сам Незнайка ошибочно оказывается идентифицирован как знаменитый бандит Красавчик).
• В романе Б. Акунина «Левиафан» инспектор Гош рассказывает Эрасту Фандорину о принципах действия системы бертильонажа. Действие романа происходит в 1878 году, то есть за несколько лет до официального признания этой системы французской криминальной полицией.

Литература

• Эдмонд Локар. Руководство по криминалистике. — Москва, Юридическое издательство НКЮ СССР, 1941. С. 544.
• Юрген Торвальд. Сто лет криминалистики. — Москва, Издательство «Прогресс», 1974. С. 440.
• Артур Конан Дойл. «Записки о Шерлоке Холмсе», Москва, издательство «Правда», 1983 г. lib.ru/AKONANDOJL/sh_baskr.txt
• Бертильон, Альфонс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бертильон, Альфонс

– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.