Гари Бертини

Гари Бертини
Основная информация
Полное имя	Шлоймэ Голергант
Дата рождения	1 мая 1927(1927-05-01)
Место рождения	Бричева, Бессарабия
Дата смерти	18 марта 2005(2005-03-18) (77 лет)
Место смерти	Тель-Ха-Шомер,Израиль
Страна	Израиль Израиль
Профессии	дирижёр композитор педагог
Псевдонимы	Гари Бертини
Награды

Гари Бертини (ивр. ‏גארי ברתיני‏‎, англ. Gary Bertini; имя при рождении — Шлоймэ Голергант; 1 мая 1927, Бричево, Бессарабия — 18 марта 2005, Тель ха-Шомер, Израиль) — израильский дирижёр и композитор.

Биография

Родился в еврейском местечке Бричево на реке Реут в Бессарабии (сейчас в Дондюшанском районе Молдавии) в семье еврейского педагога, поэта и переводчика К. А. Бертини и врача Берты Голергант (урожд. Лехт). Жил с родителями в Сороках. В годы Великой Отечественной войны — в гетто в Транснистрии. В Израиле (подмандатной Палестине) с 1946 года.

Гари Бертини окончил Академию музыки имени С. Рубина в Тель-Авиве (1951), затем продолжил образование в консерваториях Милана (1946-47) и Парижа (1954), где в числе его учителей были Надя Буланже, Артюр Онеггер и Оливье Мессиан. В 1955 г. основал израильский хор «Ринат», в том же году дебютировал с Израильским филармоническим оркестром.

В 1955—1965 активно занимался преподавательской работой в Тель-Авивской академии, с 1965 г. больше внимание уделял дирижированию. В 1965 Бертини основал Израильский камерный ансамбль (впоследствии — Израильский камерный оркестр) и камерную оперу, которыми руководил до 1975.

В 1978—1986 Бертини — главный дирижёр Иерусалимского симфонического оркестра, ставшего под его руководством оркестром международного класса (с 1986 Бертини был почетным дирижёром оркестра). В 1990—1996 Бертини — главный дирижёр «Ха-опера ха исраэлит ха-хадаша» (с 2005 — «Ха-опера ха-исраэлит»).

С 1950-х гг. Бертини активно выступал за пределами Израиля: в 1959 он дебютировал в США, дирижируя Нью-Йоркским филармоническим оркестром, в 1965 дебютировал с Английским камерным оркестром. В 1971—1981 Бертини — главный дирижёр Шотландского национального оркестра, в 1981—1983 — музыкальный консультант симфонического оркестра в Детройте (США), в 1983—1991 — главный дирижер симфонического оркестра Кёльнского радио, в 1987—1990 — оперы Франкфурта-на-Майне, впоследствии — художественный руководитель Римской оперы, постоянный приглашённый дирижёр Парижской оперы, главный дирижёр Токийского столичного симфонического оркестра (с 1998 г.) и оперного театра в Генуе.

В симфоническом и ораториальном репертуаре Бертини преобладают крупные музыкальные полотна, среди них — 9-я симфония и «Торжественная месса» Л. Бетховена, реквиемы В. А. Моцарта, Г. Берлиоза, Дж. Верди и Б. Бриттена («Военный реквием»), «Осуждение Фауста» Берлиоза, все сочинения Г. Малера, много музыки XX века, в том числе сочинения Д. Мийо, И. Ф. Стравинского, Д. Лигети и других. Среди записей Бертини — все симфонии Бетховена с оркестром Генуэзской оперы, все симфонии Г. Малера с оркестром «Метрополитен», «Авраам и Исаак» Стравинского с Д. Фишером-Дискау (запись, высоко оцененная автором). Бертини был энтузиастом и одним из наиболее успешных исполнителей израильской музыки. Он провел ряд первых исполнений музыки израильских композиторов и стал одним из главных пропагандистов этой музыки в ряде стран. Среди главных достижений Бертини в области израильской музыки «Голос воспоминаний» М. Копытмана, «Тиккун хацот» М. Сетера, хоровые сочинения Сетера (записанные Бертини с хором Кёльнского радио), ряд симфоний И. Таля. Оперный репертуар Бертини был весьма широк — от эпохи барокко до сочинений современных авторов. Среди оперных достижений Бертини «Дидона и Эней» Г. Перселла, «Дон Жуан» В. А. Моцарта, «Борис Годунов» М. П. Мусоргского, «Вертер» Ж. Массне и «Иосеф» И. Таля в Израильской опере, «Макбет» Дж. Верди и «Война и мир» С. С. Прокофьева в Парижской опере.

Дирижёрский стиль Бертини отличался точностью и безупречным чувством стиля. Бертини — композитор, работавший в основном в музыкально-театральных жанрах; он написал музыку более чем к 30 балетам (среди в которых наиболее известен «Делет алума» — «Скрытая дверь», 1962), драматическим спектаклям, мюзиклам и кинофильмам. Он также автор ряда инструментальных концертов (в том числе концерта для трубы, струнных и литавр, 1962) и камерных произведений. Бертини был профессором Тель-Авивского университета (с 1976). Награждён Премией Израиля (1978), итальянским орденом «За заслуги» и французским Орденом искусств и литературы.

Ссылки

• [www.operaheb.co.il/pics/cond/g_bartini.html Краткая биография на иврите]
• [www.independent.co.uk/news/obituaries/gary-bertini-529550.html Некролог Гари Бертини] газета "Индепендент" (Лондон)
• [www.imi.org.il/articles/bertini-cohn.htm Памятное эссе о Гари Бертини] Михаль Змора-Коэн для Израильского Институт Музыки (IMI)

Отрывок, характеризующий Гари Бертини

– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.