Берхман, Ермолай Астафьевич
| Берхман Ермолай Астафьевич | |||
| Место рождения | |||
|---|---|---|---|
| Принадлежность | |||
| Звание | |||
| Сражения/войны |
Русско-турецкая война (1828—1829), | ||
| Награды и премии |
| ||
Ермола́й Аста́фьевич Бе́рхман (?—?) — русский военачальник, генерал-майор.
Участник русско-турецкой войны и военных походов 1799 и 1805 годов (Швейцарский поход Суворова и Первая австрийская кампания 1805 г.).
Содержание
Биография
Дата рождения неизвестна. Происходил из небогатой дворянской семьи Лифляндской губернии Вильмарского уезда.
Военную службу начал в 1798 году унтер-офицером в Екатеринославском гренадерском полку.
В 1800 году был произведен в прапорщики; в 1811 году в чине капитана переведен в Тобольский пехотный полк.
Участник Отечественной войны 1812 года, участвовал в сражениях под Смоленском, при Бородине, Малом-Ярославце, под Вязьмой и Красным; в 1813 году — при Люцене, Бауцене, Кульме и Лейпциге (был ранен); в 1814 году — при взятии Парижа (Золотая шпага «За храбрость»).
В 1814 году Берхман был произведен в полковники и в этом звании был:
- с 01.06.1815 по 04.11.1819 — командиром Ширванского пехотного полка[1].
- с 04.11.1819 по 30.08.1822 — командиром Казанского пехотного полка.
В 1822 году он был произведен в генерал-майоры и назначен командиром сначала 2-й бригады 11-й пехотной дивизии, затем 2-й бригады 19-й пехотной дивизии, а в 1823 году — 3-й бригады 20-й дивизии и командиром этой же дивизии.
В 1826 году под Закаталами участвовал в экспедиции, направленной для усмирения джарцев. В 1827 году — при взятии Эривани (орден Св. Анны 1-й степени) и в 1828 году — при взятии Карса и Ардагана.
После основания в 1831 году Геленджикского военного укрепления его жизненный путь пролёг в Крым, где в 1832 году он был назначен комендантом крепости Еникале (район Керчи).
Дальнейшая судьба генерал-майора Ермолая Астафьевича Берхмана и дата его смерти неизвестны.
Награды
- Награждён орденом Св. Георгия 4-й степени (№ 4312; 19 декабря 1829).
- Также награждён другими орденами Российской империи, в числе которых орден Св. Анны 1-й степени.
Интересный факт
28 июля 1831 года на Толстый мыс Геленджикской бухты был высажен десант сухопутных войск в составе 4138 человек под командованием генерал-майора Берхмана Ермолая Астафьевича. Эта дата и является основанием Геленджикского военного укрепления, а в последующем — поселения и города Геленджик[2].
С Берхманом прибыл инженер Данилов. Они оба имели задачу высадиться на берегу Геленджикской бухты, внимательно осмотреть её и выбрать наиболее подходящее место, чтобы приступить к строительству укрепления. Первоначально это было маленькое, окруженное морем и горами Геленджикское военное укрепление. Генерал Н. Раевский писал графу М. Воронцову[3]:
«…Генерал-майор Берхман оказал важнейшие услуги Отечеству: он первый из русских генералов стал твёрдым копытом на восточном берегу Чёрного моря и основал Геленджик…»
Напишите отзыв о статье "Берхман, Ермолай Астафьевич"
Примечания
- ↑ [www.oldvladikavkaz.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=86&Itemid=94 84-й пехотный Ширванский полк]
- ↑ [www.gelendzhik.org/city/general_information/history/history.php Геленджик — История]
- ↑ Колесникова Александра Аведисовна (1928—2003), Заслуженный работник культуры РСФСР, директор Геленджикского историко-краеведческого музея (1963—1985). [www.gelendzhik.ws/content/view/189/46/ Страницы истории: Основание Геленджика.]. Проверено 4 ноября 2013.
Ссылки
- [www.museum.ru/1812/library/podmazo/alfshcom_b.html Берхман Ермолай Евстафьевич]
- К 200-летнему юбилею 64-го пехотного казанского полка
Отрывок, характеризующий Берхман, Ермолай Астафьевич
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
