Берчени, Миклош

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Граф Миклош Берчени (венг. Bercsényi Miklós, словацк. Mikuláš Berčéni; 6 декабря 1665, замок Тематин, Венгерское королевство (ныне западная Словакия) — 6 ноября 1725, Текирдаг, Османская империя (ныне Турция)) — один из лидеров антигабсбургской национально-освободительной войны венгерского народа 1703—1711 годов, генерал-майор повстанческих сил под руководством Ференца II Ракоци.



Биография

Миклош Берчени родился в родовом замке Тематин, став его последним владельцем. Учился в иезуитской коллегии в городе Трнаве, затем там же в университете на факультете семи вольных искусств. Окончил обучение при дворе палатина Венгрии князя Пала Эстерхази.

После Венской битвы 1683 года служил в императорской армии и участвовал в боях против Османской империи. Проявил себя в войне с турками. С 1685 года был капитаном в Шаля, в 1686 году при осаде Вены был произведен в полковники.

В 1689 году получил от императора Леопольда I Габсбурга графский титул. В 1688—1693 занимал должность заместителя военачальника банских городов, а в 1696—1697 году был главным военным комиссаром 13 залоговых спишских городов Польши.[1].

Женился на Кристине Другет, представительнице венгерских феодальных магнатов, владевших среди прочего и Ужгородом. После смерти жены и последнего представителя мужской линии Другетов, корбавского епископа графа Балинта Другета (1691) добился должности наджупана комитата Унг, а в 1692 и передачи в его собственность за огромную по тем временам сумму в 175 000 флоринов бывших имений Другетов, в том числе и их родового гнезда — Ужгородского замка. В это время ему было всего 22 года и он воспитывал 3-х детей. Осенью 1694 он обручился с 40-летней, но очень красивой и богатой дочерью государственного судьи Иштвана Чаки Кристиной. Берчени с помощью французских военных инженеров и хорватского специалиста Стубича провел последние перестройки Ужгородского замка, которые придали ему современный вид.

Во второй половине 1690-х годов в окрестностях своих владений граф Берчени встретился с Ференцем Ракоци В 1698 году стал одним из инициаторов заговора, направленного на свержение власти Габсбургов при помощи французского королевского двора Людовика XIV.

После раскрытия заговора Миклош Берчени бежал за границу, но в 1701 году был арестован в Польше. После побега из заключения, вновь присоединился к Ракоци.

В 1703 году вспыхнула национально-освободительная война венгерского дворянства против австрийской династии Габсбургов. Поначалу она имела успех, поскольку её поддержала большая часть крестьянского населения (так называемые куруцы), которые надеялись на социальные послабления для себя. Но когда они увидели, что никаких результатов война не приносит, куруцы отошли от этой борьбы, и венгерское дворянство потерпело поражение.

С начала восстания граф Берчени действовал в чине генерал-майора. Во время восстания выполнял, в основном, военно-организационные задачи. Берчени знал русский язык и в 1705—1707 возглавлял делегацию, которая вела переговоры с Корбе — послом Петра I о поддержке в этой войне. Поддержка была обещана, но не получена.

Участвовал в битве при Тренчине в 1708. После поражения и бегства с поля боя был ранен. В последние годы восстания вел дипломатические переговоры с поляками и русскими.

После подавления восстания Берчени с Ференцем Ракоци II были объявлены изменниками Родины и вынуждены были в ноябре 1710 года эмигрировал в Польшу. Оба закончили свою жизнь в Турции.

Их владения отошли королевской казне; многие из них впоследствии оказались в руках Шёнборнов.

От первого брака у него родился сын Владислав, который позже стал французским маршалом.

Напишите отзыв о статье "Берчени, Миклош"

Примечания

  1. В 1412 году 13 кусков территории Спиша Венгрия передала Польше в качестве залога за крупный денежный кредит. В связи с невозвратом кредита эти земли на три с лишним века вошли в состав Польши и были возвращены лишь в результате первого раздела Польши.

Ссылки

  • [www.uzhgorod.ws/history-bercheni-chaki.htm Граф Міклош Берчені і графиня Крістіна Чакі] (укр.)

Отрывок, характеризующий Берчени, Миклош

– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.