Берштейн, Израиль

Израиль Берштейн
Известен как:	Теоремы Берштейна

Израиль Берштейн (англ. Israel Berstein; 23 июня 1926, Бричаны, Бессарабия — 22 сентября 1991, Нью-Йорк) — румынский и американский математик.

Биография

В 1940 году, с приходом советской власти в Бессарабию, был арестован его отец Фроим Берштейн (погиб в лагере). В начале румынско-немецкой оккупации края в 1941 году Израиль Берштейн с матерью Хоной и сестрой Гитой были укрыты знакомой молдавской семьёй и избежали гибели. В 1944 году, после освобождения, был призван в Красную армию и тяжело ранен в первую же неделю боевых действий. В результате ранения потерял правую ногу, заразился костным туберкулёзом и остался инвалидом первой группы. Находился в госпитале до 1947 года, завершив среднее образование заочно.

В 1948 году репатриировался с семьёй в Румынию и поступил в Бухарестский университет, который окончил в 1954 году. В том же году был принят в аспирантуру при Институте математики Румынской академии наук в Бухаресте в группу Симиона Стоилова (Simion Stoilow, 1873—1961). Специализировался в теории аналитических функций и позже в топологии, защитив диссертацию по категории Люстерника — Шнирельмана 13 июня 1958 года под руководством Тудора Гани (Tudor Ganea, 1922—1971). К этому времени Берштейн и Ганя уже считались ведущими алгебраическими топологами в стране. В том же году началось его сотрудничество с британским математиком Питером Хилтоном (Peter Hilton, 1923—2010). В 1961 году Израиль Берштейн эмигрировал в Израиль, а годом позже эмигрировали Тудор Ганя и Питер Хилтон (первый — в Париж, последний — в США).

Осенью 1962 года Берштейн стал ассистентом профессора в Корнельском университете, уже в 1963 году назначен доцентом и в 1967 году профессором отделения математики этого университета. Основные труды этого периода — в области теории гомотипии, в соавторстве с Ганей и Хилтоном. На протяжении многих лет вёл «семинар Берштейна» (The Berstein Seminar).

Последние 25 лет жизни страдал тяжёлой формой болезни Паркинсона.

Также

• Теорема Берштейна-Шварца (Berstein-Svarc Theorem)
• Теоремы Берштейна-Хилтона (Berstein-Hilton Theorems)
• Теорема Джексона-Берштейна (Jackson-Berstein Theorem)
• Теоремы Берштейна (Berstein's Theorems)

Литература

• [www.sciencedirect.com/science/article/pii/016686419400112G Hopf invariants of the Berstein-Hilton-Ganea kind]
• [matwbn.icm.edu.pl/ksiazki/fm/fm47/fm4714.pdf Remark on Spaces Dominated by Manifolds]

Отрывок, характеризующий Берштейн, Израиль

Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.