Берёза бумажная
| Берёза бумажная | |||||||||||||||||||||
 | |||||||||||||||||||||
| Научная классификация | |||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
промежуточные ранги
| |||||||||||||||||||||
| Международное научное название | |||||||||||||||||||||
|
Betula papyrifera Marshall | |||||||||||||||||||||
| Синонимы | |||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||
Берёза бумажная (лат. Betula papyrifera) — вид растений рода Берёза (Betula) семейства Берёзовые (Betulaceae).
Другие русские названия вида: берёза канойская; берёза американская белая.
Содержание
Распространение и экология
В природе ареал вида охватывает северную часть Северной Америке от Ньюфаундленда на востоке до Аляски на западе и до штатов Орегон, Небраска и Вирджиния на юге, с небольшими изолированными участками в более южных горных частях штатов Северная Каролина и Колорадо[2]. Довольно широко культивируется в Северной Америке и Западной Европе. В России встречается в ботанических садах, парках и опытных лесных станциях по всей Европейской части и, реже, в Сибири.
|
|
|
|
Ствол с отслоившейся корой, листья, мужские (верхнее фото) и женские (нижнее фото) серёжки.
|
Произрастает во лесах всех типов — на более высоких местах, главным образом в лесах из сахарного клёна (Acer saccharum) и бука (Fagus); в лесах из ели обыкновенной (Picea abies), ели белой (Picea glauca) и ели чёрной (Picea mariana) на болотах и по краям болот совместно с туей западной (Thuja occidentalis), пихтой бальзамической (Abies balsamea), лиственницей американской (Larix laricina) и другими видами. В канадских прериях по долинам рек иногда образует чистые насаждения.
Ещё более неприхотлива, чем европейские виды берёз, и одинаково хорошо растёт как на сухих, так и на сырых местах.
Берёза бумажная — пионер заселения.
Ботаническое описание
Листопадное дерево среднего размера, 20 м в высоту (в исключительных случаях — 35 м) и диаметром ствола до 1 м, с неправильно-широко-цилиндрической кроной и тонкими ветвями. У особей моложе пяти лет кора коричневая с белыми чечевичками. Во взрослом состоянии кора белая или розоватая, более яркая, чем у остальных видов берёз, покрыта очень длинными (до 20 см), желтоватыми или коричневыми чечевичками, отслаивается тонкими горизонтальными пластинками. Молодые веточки опушённые, с редкими смолистыми железками, зеленоватые или светло-коричневые, с более бледными чечевичками, позже ветви становятся блестяще-тёмно-коричневыми и почти или совсем голыми. Корневая система поверхностная.
Почки маленькие, узко-яйцевидные, заострённые, уплощённые, отстоящие от ветвей, по краю чешуи клейкие, зелёного цвета, по краям коричневые. Листорасположение — очерёдное. Листья овальные или яйцевидные, длиной 5—12 см, шириной 4—9 см, острые или заостренные, края двоякозубчатые, с округлым, клиновидным или, редко, усечённым основанием, в молодости покрытые волосками, позже голые, тусклотемно-зеленые, на толстых, опушённых черешках длиной 1,5—3 см.
Пестичные серёжки длиной 2—8 см и диаметром около 1 см. Прицветные чешуйки длиной 5 мм, из них средняя доля узкая, удлинённо-эллиптическая, несколько длиннее широко-ромбических боковых, отклонённых в стороны.
Созревший плод состоит из множества маленьких крылатых семян, упакованных между кроющими листочками серёжек. Рассеивание происходит постепенно в течение всей осени и зимы. Плоды созревают к концу лета. Вес 1000 семян 0,35 г.
Отличается быстрым ростом — к 10 годам достигает высоты в 7 м.
Значение и применение
Берёза бумажная является символьным деревом провинции Саскачеван (Канада) и штата Нью-Гэмпшир (США).
На родине широко используется населением так же, как белые березы в Европе и России. Названия берёзы отражают использование её коры индейцами в качестве материала для письма, корой также покрывали наружную сторону каноэ, так как она не пропускает воду.
Берёзовая кора — основной зимний продукт питания американских лосей.
Выведены декоративные сорта берёзы, различающиеся окраской коры, пригодные для выращивания в условиях средней России в небольших садах и парках:
- 'Vancouver'
- 'Ranaissane Reflection'
- 'St. Gerge'
Древесина красноватого оттенка, хорошо полируется, по твёрдости и другим свойствам сходна с древесиной берёзы пушистой (Betula pubescens) и берёзы повислой (Betula pendula).
Таксономия
Вид Берёза бумажная входит в род Берёза (Betula) подсемейства Берёзовые (Betuloideae) семейства Берёзовые (Betulaceae) порядка Букоцветные (Fagales).
| ещё 7 семейств (согласно Системе APG II) |
ещё 1—2 рода | |||||||||||||||
| порядок Букоцветные | подсемейство Берёзовые | вид Берёза бумажная | ||||||||||||||
| отдел Цветковые, или Покрытосеменные | семейство Берёзовые | род Берёза |
||||||||||||||
| ещё 44 порядка цветковых растений (согласно Системе APG II) |
ещё одно подсемейство, Лещиновые (согласно Системе APG II) |
ещё более 110 видов | ||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Берёза бумажная"
Примечания
Литература
- Род 1. Betula L. — Берёза // [herba.msu.ru/shipunov/school/books/der_i_kust_sssr1951_2.djvu Деревья и кустарники СССР. Дикорастущие, культивируемые и перспективные для интродукции.] / Ред. тома С. Я. Соколов. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — Т. II. Покрытосеменные. — С. 314—316. — 612 с. — 2500 экз.
- Коновалова Т.Ю., Шевырёва Н.А. Декоративные деревья и кустарники: Атлас-определитель. — М: ЗАО «Фитон+», 2007. — С. 88. — ISBN 978-5-93457-157-4.
Ссылки
- [www.plantarium.ru/page/view/item/46380.html Берёза бумажная]: информация о таксоне в проекте «Плантариум» (определителе растений и иллюстрированном атласе видов).
|
Это заготовка статьи по ботанике. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Берёза бумажная
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
