Берёзкин, Иван Акимович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)
Иван Акимович Берёзкин
Дата рождения

25 октября 1916(1916-10-25)

Место рождения

Вятская губерния, Российская империя; ныне Кировская область, Российская Федерация

Дата смерти

15 ноября 1992(1992-11-15) (76 лет)

Место смерти

Днепропетровск, Украина

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

танковые войска

Годы службы

19351982

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Ива́н Аки́мович Берёзкин (исп. Iván Akímovich Berióskin, 25 октября 1916 года, деревня Климино Вятской губернии, Российская империя (ныне Кильме́зский район Кировской области, Российская Федерация) — 15 ноября 1992 года (Днепропетровск, Украина) — советский военачальник, генерал-майор танковых войск (1967), участник Великой Отечественной войны, освоения целинных земель, становления Революционных вооружённых сил Республики Куба.





Довоенный период

Иван Акимович Берёзкин родился 25 октября 1916 г. в деревне Климино Кильме́зской волости Малмы́жского уезда Вятской губ. (ныне Кильме́зский район Кировской области Российской Федерации) в крестьянской семье.

По окончании 7 классов сельской школы поступил в сельскохозяйственный техникум. В РККА с 07 ноября 1935 года[1]: завершив двухлетний курс обучения в сельскохозяйственном техникуме, по комсомольской путёвке поступил в Орловское бронетанковое училище, которое окончил в 1938 году по специальности «Командир танкового взвода».

Великая Отечественная война

К началу Великой Отечественной войны служил кадровым офицером РККА (старшим лейтенантом) в г. Кременец Тернопольской области (УССР) в должности начальника штаба танкового батальона.

Первый бой принял в должности командира 3 танкового батальона 74 танкового полка 37 танковой дивизии РККА на западных рубежах СССР ранним утром 23 июня 1941 года, отбивая атаки вторгшихся танковых частей Вермахта.

До декабря 1941 г. — на Юго-Западном фронте. С декабря 1941 г. по февраль 1944 г. — на Брянском фронте. С февраля 1944 г. по май 1945 г. воевал на 2-ом Прибалтийском фронте.

Закончил войну в Прибалтике перехватом и, в качестве представителя советского командования, принятием капитуляции остатков 12-й танковой дивизии Вермахта, пытавшихся в течение дня 9 мая 1945 года прорваться к балтийскому порту Либава, погрузить бронетехнику и личный состав на шведские суда и уйти в Швецию.

Послевоенная служба

По окончании Великой Отечественной войны служил в Туркестанском, Одесском и Киевском военных округах в разных должностях: старший преподаватель, старший офицер оперативного отдела штаба армии, начальник оперативного отдела штаба армии, помощник начальника штаба армии, заместитель начальника штаба армии, начальник штаба армии.

В 1954 году заочно окончил полный курс Военной ордена Ленина академии бронетанковых и механизированных войск Красной Армии.

В 1959 году окончил основной факультет Военной академии Генерального штаба Вооружённых Сил СССР.

Куба

С сентября 1965 по июль 1968 гг. — в длительной командировке на Кубе в качестве заместителя старшего Группы советских военных специалистов в Республике Куба и консультанта Министра Революционных вооружённых сил Республики Куба. Принимал участие в становлении Революционных вооружённых сил Республики Куба, выработке и укреплении принципов единоначалия, разработке единой военной формы, системы воинских званий и знаков различия.

Последние годы жизни

По окончании командировки на Кубу, Иван Акимович жил с семьёй в Днепропетровске, где в последующие годы, на фоне бронхиальной астмы, перенёс два инфаркта. В ноябре 1971 года уволен с должности начальника оперативного отдела штаба армии в запас по болезни (ст. 59) в звании генерал-майора с правом ношения формы. В 1982 году снят с воинского учёта по возрасту. В 1991-1992 гг. перенёс два инсульта. Скончался 15 ноября 1992 года. Похоронен в Днепропетровске.

Дети

  • Виктория Ивановна Берёзкина (Липина) (род. 02 сентября 1947 г.) — доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой сравнительной филологии восточных и англоязычных стран Днепропетровского национального университета им. Олеся Гончара
  • Александр Иванович Берёзкин (род. 09 апреля 1958 г.)

Награды

  • Орден Красного знамени
  • Орден Отечественной войны I степени (29.05.1945)[2]
  • Орден Отечественной войны I степени (06.04.1985)[3]
  • Орден Отечественной войны II степени (20.09.1944)[1]
  • Орден Красной Звезды (07.04.1944)[4]
  • Орден Красной Звезды

Напишите отзыв о статье "Берёзкин, Иван Акимович"

Примечания

  1. 1 2 [podvignaroda.mil.ru/?#id=29745374&tab=navDetailManAward/ Наградной документ: Орден Отечественной войны II степени] на сайте podvignaroda.mil.ru
  2. [podvignaroda.mil.ru/?#id=25752975&tab=navDetailDocument/ Наградной документ: Орден Отечественной войны I степени] на сайте podvignaroda.mil.ru
  3. [podvignaroda.mil.ru/?#id=1517979787&tab=navDetailManUbil/ Наградной документ: Орден Отечественной войны I степени] на сайте podvignaroda.mil.ru
  4. [podvignaroda.mil.ru/?#id=21577569&tab=navDetailDocument/ Наградной документ: Орден Красной звезды] на сайте podvignaroda.mil.ru

Ссылки

  • [www.example.com/ example.com]

Отрывок, характеризующий Берёзкин, Иван Акимович

– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.