Бескудниково (бывший посёлок)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Населённый пункт, вошедший в состав Москвы
Бескудниково
История
Первое упоминание

1930-е годы

В составе Москвы с

17 августа 1960

Статус на момент включения

посёлок городского типа

Другие названия

Воробьёвский посёлок

Расположение
Округа

СВАО

Районы

Алтуфьевский

Станции метро

Бибирево

Координаты

55°52′42″ с. ш. 37°34′44″ в. д. / 55.87833° с. ш. 37.57889° в. д. / 55.87833; 37.57889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.87833&mlon=37.57889&zoom=14 (O)] (Я)

Координаты: 55°52′42″ с. ш. 37°34′44″ в. д. / 55.87833° с. ш. 37.57889° в. д. / 55.87833; 37.57889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.87833&mlon=37.57889&zoom=14 (O)] (Я)

Беску́дниково — бывший посёлок городского типа1938 года), располагавшийся до 1960 года на территории Московской области, к востоку от станции Бескудниково. 17 августа 1960 года данная территория была включена в состав города Москва. Ныне это микрорайон «Бескудниково-2» Алтуфьевского района.





История

В 1900 году было сооружена Савёловской железной дороги и перевалочная станция станция Бескудниково на ней, названная по располагавшейся примерно в двух верстах от неё деревни Бескудниково. При станции в начале 1930-х годов был создан рабочий посёлок Бескудниково, население которого в предвоенные годы составляло более 8 тысяч человек, а к концу 1950-х годов — 16 тысяч человек[1].

Посёлок располагался в основном к востоку от станции Бескудниково; в западном направлении, в сторону Дмитровского шоссе, шла небольшая улица, которая в 1947 году была названа улицей 800-летия Москвы[2].

В 1929—1939 годах рабочий посёлок Бескудниково входил в Мытищинский район, затем был выведен в Краснополянский район, центр которого находился в посёлке Долгопрудном, в 1959 году отошел в Красногорский район[2].

Застройка западной части посёлка сохранилась до сих пор: это дома по Инженерной и Стандартной улицам, Путевому проезду и проезду Черского

В состав Москвы

17 августа 1960 года деревня и посёлок Бескудниково, а также прилегающая территория были включены в состав Москвы. Территория к западу от Савёловской железной дороги — в Тимирязевский район, к востоку — в Дзержинский район.

В 1991 году восточная часть бывшего посёлка Бескудниково была включена в состав Алтуфьевского района как микрорайон «Бескудниково-2».

Память в современных названиях

О селе и посёлке Бескудниково напоминают станция Бескудниково, образованный в 1995 году Бескудниковский район Москвы, а также Бескудниковский бульвар, проезд и переулок, располагающиеся примерно на месте бывшей деревни Бескудниково.

См. также

Напишите отзыв о статье "Бескудниково (бывший посёлок)"

Примечания

  1. [bes.sao.mos.ru/region/history История Бескудниковского района на официальном сайте]
  2. 1 2 [www.noorderlingen.org/pages/beskudnikovo-01.htm Бескудниково на сайте «Московский Север. Бескудниковская железнодорожная ветка»]

Ссылки

  • [www.noorderlingen.org/pages/beskudnikovo-01.htm История Бескудникова (деревни и посёлка) на сайте «Московский Север. Бескудниковская железнодорожная ветка»]
  • [www.noorderlingen.org/pages/beskudnikovo-19.htm Фотографии застройки бывшего посёлка Бескудниково. Между Стандартной и Инженерной улицами]
  • [www.noorderlingen.org/pages/beskudnikovo-20.htm Фотографии застройки бывшего посёлка Бескудниково. Путевой проезд, проезд Черского]


Отрывок, характеризующий Бескудниково (бывший посёлок)

Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!