Беспалов, Иван Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Беспалов
Имя при рождении:

Иван Михайлович Беспалов

Дата рождения:

29 мая (11 июня) 1900(1900-06-11)

Место рождения:

село Смолино, Екатеринбургский уезд, Пермская губерния, Российская империя[1]

Дата смерти:

26 ноября 1937(1937-11-26) (37 лет)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

СССР

Род деятельности:

литературный критик, редактор

Иван Михайлович Беспалов (29 мая [11 июня1900, село Смолино, Пермская губерния[1] — 26 ноября 1937, Москва) — советский литературный критик, редактор ряда журналов.





Биография

Родился в крестьянской семье. Член РКП(б) с 1919. Участник Гражданской войны, подавления Кронштадтского мятежа. В 1925—1928 аспирант РАНИОН, ученик В. Ф. Переверзева. В 1926 слушал лекции в Институте красной профессуры, позднее был там преподавателем и зам. директора. Зам. ответственного редактора журнала «Печать и революция» (1929—1931), редактор журнала «Красная новь» (1930).

В 1929—1930 активный участник Литфронта и переверзевской школы. После их разгрома вынужден был раскаяться. В 1931—1933 корреспондент ТАСС в Швеции, в 1933 заведующий корпунктом ТАСС в Германии. Освещал Лейпцигский процесс, был арестован немецкими властями, освобождён после официального протеста правительства СССР.

Смог заручиться поддержкой Горького. С 1934 г. — главный редактор Гослитиздата.

16 июля 1937 г. исключён из ВКП(б), 26 июля арестован. Обвинён в шпионаже и участии в антисоветской троцкистской правой организации. 26 ноября приговорён и в тот же день расстрелян. Место захоронения — Донское кладбище[2]. Реабилитирован в 1956 г.

Интересный факт

Беспалов как редактор журнала «Красная новь» принял к печати повесть Платонова «Впрок», которая вызвала гнев Сталина. Сталин вызвал его в Кремль.

Открылась дверь, и, подталкиваемый Поскрёбышевым, в комнату вошёл бывший редактор. Не вошёл, вполз, он от страха на ногах не держался, с лица его лил пот. Сталин с удовольствием взглянул на него и спросил:

— Значит, это вы решили напечатать этот сволочной кулацкий рассказ?
Редактор не мог ничего ответить. Он начал не говорить, а лепетать, ничего нельзя было понять из этих бессвязных звуков. Сталин, обращаясь к Поскрёбышеву, который не вышел, а стоял у двери, сказал с презрением:

— Уведите этого… И вот такой руководит советской литературой.

В. Сутырин[3]

Сочинения

  • Проблемы литературной науки. — М., 1930.
  • Статьи о литературе. — М., 1959.

Напишите отзыв о статье "Беспалов, Иван Михайлович"

Примечания

  1. 1 2 Ныне — село Смолинское, Каменский городской округ, Свердловская область, Россия.
  2. [lists.memo.ru/d4/f249.htm Списки жертв]
  3. Устный рассказ присутствовавшего при этом В. Сутырина, записанный Л. Разгоном. Впервые приведён в книге Г. Белой «Дон Кихоты 20-х годов» (1989, с. 276; в издании 2004 года с. 298), затем неоднократно перепечатывался в различных изданиях.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Беспалов, Иван Михайлович

– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?