Беспалый, Иван Фёдорович

Иван Фёдорович Беспалый (укр. Безпалий Іван) <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Заглоба</td></tr>
наказной гетман Войска Запорожского
1658 — 1659
Предшественник:	Юрий Хмельницкий
Преемник:	Яким Самко
Уманский полковник
1658 — 1658
Предшественник:	Семён Угриненко
Преемник:	Михаил Ханенко
Рождение:	ранее 1619
Смерть:	1662 или 1718
Отец:	Фёдор Беспалый
Дети:	Демьян Беспалый

Ива́н Фёдорович Беспа́лый (укр. Іван Безпалий; ранее 1619—1662 или 1718) — уманский полковник, наказной гетман Войска Запорожского.

Происхождение

Иван Беспалый происходил из шляхетского рода герба «Заглоба», известного в Зинькове. Кроме Ивана Фёдоровича, в Восстании Хмельницкого принимали участие Фёдор, Севка и Василий Беспалые.

Биография

Иван Беспалый, показаченный шляхтич-сечевик, был одним из основателей Уманского полка Войска Запорожского и по реестру 1649 года входил в число полковых старшин.

Царская Похвальная Грамота
гетману Ивану Беспалому
за его службу от 5 августа 1659

Божиею милостью, от великого государя
царя и великого князя Алексея Михайловича,
всея Великия и Малыя и Белыя Росии
самодержца, и многих государств и земель
Восточных и Западных и Северных отчича
и дедича и наследника и государя и
обладателя,нашего царского величества,
войска Запорожского новообранного, до нашего
царского величества указу, гетману Ивану
Безпалому и всему войску Запорожскому и
черни наше великого государя милостивое
слово.
В нынешнем во 167 году, июля в 26 день...
объявляя нам великому государю верную
службу, как вы, будучи с нашим великого
государя ближним боярином и воеводы
и наместником Казанским, с князь Алексеем
Никитичем Трубецким с товарыщи и с ратными
людьми, под Конотопом против изменников
стояли и помысл чинили, и как вы с нашим ж
великого государя ратными людьми против
наших ж великого государя изменников
Ивашки Выговского и Черкас и против
Крымского хана и Татар билися... И мы
великий государь, наше царское величество,
вас, нашего царского величества подданых,
за ваши верные службы, жалуем, милостиво
похваляем...
Писан в нашем царствующем граде Москве,
лета 7167, августа в 5 день.
Запечатана государственною большою
печатью, под гладкою кустодьею.

В 1658 году Иван Беспалый был Уманским полковником. После подавления восстания Барабаша и Пушкаря весной 1658 года гетман Выговский начал репрессии против старшины. В июне 1658 года по приказу гетмана был убит переяславский полковник Иван Сулима, через несколько месяцев лишился головы новый переяславский полковник Иван Колюбака, расстреляли корсунского полковника Тимофея Аникеенко, вместе с полковниками были казнены 12 сотников разных полков. Спасаясь от гетмана, Иван Беспалый бежал из Умани на Сечь одновременно с Паволоцким полковником Михаилом Суличичем и генеральным есаулом Иваном Ковалевским.

На Сечи Беспалый был избран кошевым атаманом и отправлен в Москву к царю Алексею Михайловичу. Начал собирать остатки пушкарёвцев и выступил против политики гетмана Выговского, отстаивая единства сечевых и городовых казаков: «Между нами, войском кошевым и городовым, такой междоусобной брани не бывало, только брат за брата, а товарищ за товарища верно и любовно все вместе жили».

С 1658 года Беспалый участвовал в походах князя Григория Ромодановского против Выговского, перешедшего на сторону Речи Посполитой. Между 7 и 12 ноября 1658 во время осады Варвы, по предложению князя Ромодановского, «черкасы, которые Великому Государю служат» избрали Беспалого «его царского величества гетманом Войска его царского величества Запорожского». Казацкий летописец С. Величко назвал Беспалого «первым на этой стороне Днепра гетманом». В феврале 1659 года Беспалый находился в Ромнах.

Вместе с войском князя Трубецкого, принимал участие в битве под Конотопом, в которой возглавлял отряд городовых казаков Войска Запорожского (около 7 тысяч человек). За службу при Конотопе, гетман Беспалый и все Войско Запорожское удостоились похвалы и пожалования от царя Алексея Михайловича, на что была послана специальная похвальная грамота.

Во время осады Гадяча войсками Выговского, в 1659 году, «князь Алексей Никитич Трубецкой… и гетман Безпалой…отсылали от себя на Запорожье к Серку, чтоб он над Крымские улусы чинил промысл». Выполнив просьбу князя Трубецкого и гетмана Беспалого, запорожский кошевой атаман Иван Серко напал на ногайские улусы, что вынудило Крымского хана оставить Выговского и уйти с ордой в Крым.

На второй Переяславской раде в 1659 году Беспалый добровольно сложил с себя полномочия гетмана и вместо него был избран Юрий Хмельницкий. Беспалый, в свою очередь, был утверждён в звании генерального судьи, однако из-за неспособности Хмельницкого к государственным делам продолжал оказывать до 1662 года значительное влияние на политику.

По мнению В.В. Кривошеи, Беспалый мог быть расстрелян Юрием Хмельницким в 1662 году. Упоминание про это содержится в обвинениях Ивана Брюховецкого против Якима Самко. Как писал Брюховецкий, Самко, якобы, «которые люди веры Царскому величеству объявил: Иван Беспалый, Чеботко, Оденец, Лизогуб, Гамалея и иных многих через письмо Хмельницкому объявил, а Хмельницкий по его ведомости и стрелял».

Семья

Иван Беспалый имел сына Демьяна.

Литература

• Беспалый, Иван // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Бабулин И. Б. Поход Белгородского полка на Украину осенью 1658 г. // Единорогъ. Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. — М., 2009, вып.1. — ISBN 978-5-91791-002-4.
• Кривошея В. В. Козацька еліта Гетьманщини. — К.: ІПіЕНД ім. І.Ф.Кураса НАН України, 2008. — ISBN 978-966-02-4850.
• Безпалый, Иван // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1900. — Т. 2: Алексинский — Бестужев-Рюмин. — С. 654-655.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_b/bespaly.php Биография на сайте ХРОНОС]
• [www.cossackdom.com/book/bookyvor/izk2/214.html Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Глава четырнадцатая.]
• [www.ukrainians-world.org.ua/ukr/peoples/1038f37ce2e85672/ Іван Безпалий / Проект «Українці в світі»]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Беспалый, Иван Фёдорович

– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.