Беспокойное хозяйство

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Беспокойное хозяйство (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Беспокойное хозяйство
Жанр

Военный фильм
комедия

Режиссёр

Михаил Жаров

Автор
сценария

Леонид Тубельский
Пётр Рыжей
(Братья Тур)

В главных
ролях

Людмила Целиковская
Александр Граве
Михаил Жаров
Виталий Доронин

Оператор

Валентин Павлов

Композитор

Юрий Милютин

Кинокомпания

Мосфильм

Длительность

84 минуты

Страна

СССР СССР

Год

1946

IMDb

ID 0038350

К:Фильмы 1946 года

«Беспокойное хозяйство» — художественный кинофильм 1946 года, первая режиссёрская работа известного актёра Михаила Жарова.





Сюжет

Идёт Великая Отечественная война. Красноармеец Огурцов (А. К. Граве), в довоенном прошлом кроликовод-любитель, направляется к новому месту службы. Пробираясь лесной тропинкой, он слышит девичье пение, выходит на голос и знакомится с девушкой. Это оказывается Тоня — строгая девушка в звании ефрейтора (Л. В. Целиковская). Выясняется, что они направляются в одно и то же подразделение — в хозяйство Семибаба. Прибыв на объект, они видят старшину, играющего на гармони и поющего песни. Не сразу выясняется, что этот старшина и есть начальник объекта — гвардии старшина Семибаб (М. И. Жаров). Вновь прибывшие видят заштатный аэродром и не догадываются, что у них за объект.

Наступает ночь. По телефону Семибаба предупреждают о приближении авиации противника. Услышав гул приближающихся самолетов, он будит своего подчинённого рядового Сороконожкина (Георгий Светлани) и отдаёт всем странные приказы — зажечь фонари и беспорядочно бегать с ними по аэродрому. Привлечённые «паникой» на аэродроме фашисты бомбят его. Вновь прибывшие ничего не понимают. Только утром после бомбёжки Семибаб объясняет им, что аэродром — ложный, и служит для отвлечения авиации противника от основного аэродрома.

Немецкое командование, думая, что этот аэродром очень важен для Красной армии, решает отправить туда опытного разведчика с радиостанцией.

Советское командование размещает неподалёку от ложного аэродрома два звена истребителей — звено советских ночных истребителей и звено из полка «Нормандия-Неман».

Незадолго до очередного налёта немцев Семибаб видит, как из-за ближнего лесочка кто-то запускает тройную сигнальную ракету. Поняв, что это, скорее всего, фашистский шпион, он отправляет на разведку Тоню. Тоня обнаруживает в лесу человека с рацией в форме красноармейца (Сергей Филиппов). Этот человек не замечает слежки за ним, и Тоня узнаёт, что он поселился в деревне под видом раненого красноармейца.

На аэродром приземлились на вынужденную посадку (кончился бензин) два самолёта из звеньев прикрытия — французского лейтенанта Лярошеля (Ю. П. Любимов) и советского старшего лейтенанта Крошкина (В. Д. Доронин), причём фотографию последнего Тоня носит в своём чемодане. Пилоты, увидев красивую девушку, оба увлечены ею. Огурцов, также влюблённый в Тоню, ревнует её к обоим пилотам.

Огурцов и не подозревает, что Тоня ходит на свидания совсем не к пилотам, а к фашистскому разведчику, подсовывая ему дезинформацию о делах на аэродроме. Такую хитрость придумал Семибаб, и она срабатывает: фашисты верят этой дезинформации и по-прежнему бомбят ложный аэродром.

Тем временем Огурцов проявляет «разумную инициативу» — предлагает сделать макеты самолётов на аэродроме подвижными, с тем, чтобы противник верил, что самолёты — настоящие и двигаются сами. За три дня непогоды, когда фашистская авиация не могла летать, план механизации аэродрома выполнен — ко всем макетам протянуты верёвки, и теперь их можно двигать…

В ролях

Съёмочная группа

Интересные факты

  • В фильме использовались настоящие самолеты Ла-7 и Як-9, принимавшие участие в Великой Отечественной войне. Полк «Нормандия-Неман» действительно имел на вооружении показанные в фильме самолеты Як-9.[1]
  • Первоначально планировалось, что роль рядового Огурцова будет исполнять актер Пётр Алейников

Напишите отзыв о статье "Беспокойное хозяйство"

Примечания

  1. [airfield.narod.ru/yak/yak-9/color6/coment_yak-9u_13.html Антология Як]

Ссылки

  • Художественный фильм [www.youtube.com/watch?v=rooxiSYrR0I «Беспокойное хозяйство»] на сайте youtube.
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=494 «Беспокойное хозяйство»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • «Беспокойное хозяйство» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Беспокойное хозяйство

– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.