Беспорядки в Эквадоре (2010)

Беспорядки в Эквадоре (30 сентября 2010 г.) произошли в результате акции протеста эквадорских военных и полицейских, лишённых ряда надбавок и льгот, перешедшей в попытку насильственного отстранения от власти президента Эквадора Рафаэля Корреа, а также в столкновения с правительственными войсками, сохранившими верность президенту, и его сторонниками.

29 сентября Парламент Эквадора принял законопроект, сокращающий надбавки и льготы военным, полицейским и другим государственным служащим.

На следующий день, 30 сентября, страну охватили массовые акции протеста и беспорядки. Президент Рафаэль Корреа, попытавшийся обратиться к демонстрантам на одной из акций протеста, был подвергнут нападению, в него бросили несколько гранат со слезоточивым газом. Госпиталь, куда он обратился за медицинской помощью, протестующие полицейские окружили плотным кольцом. Мятежники захватили аэропорты и здание парламента, по всей стране были блокированы автотрассы. Правительство объявило о введении чрезвычайного положения.

1 октября президент после 12-часового заточения в госпитале был освобожден правительственными войсками и увезён на бронированном автомобиле, после чего вернулся в президентский дворец и со своего балкона выступил перед своими сторонниками, назвав происходящее попыткой государственного переворота.

Реакция международного сообщества

Президент Венесуэлы Уго Чавес осудил попытки государственного переворота и заявил, что он и другие лидеры Южной Америки «очень вовремя мобилизовались и выразили протест против переворота». Президент Чили Себастьян Пиньера также заявил «об абсолютной и полной поддержке президента Корреа», и призвал «все демократические страны в Южной Америке к поддержке эквадорской демократии». Гватемальский президент Альваро Колом призвал международное сообщество осудить «попытки переворота, похожие на те, что произошли в Гондурасе»

Аргентина, Боливия, Бразилия, Колумбия, Чили, Мексика, Уругвай, Парагвай, Перу и Испания также заявили о полной поддержке правительства Корреа. Аргентинский министр иностранных дел Эктор Тимерман сказал: «Латиноамериканские демократии не позволят повторить в Эквадоре удачный переворот, как это было в Гондурасе». Правящее правительство Гондураса также направило послание в поддержку президента Корреа после новостей о кризисе в Эквадоре.

Отрывок, характеризующий Беспорядки в Эквадоре (2010)

«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.