Бесславное десятилетие

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
  
История Аргентины

Портал Аргентина
Доисторическая Аргентина

Индейцы Аргентины

Колониальная Аргентина

Война гуараниАнгло-португальское вторжениеВице-королевство Рио-де-Ла-ПлатаБританские вторжения

Борьба за независимость

Майская революцияКонтрреволюция ЛиньерсаВойна за независимостьТукуманский конгресс

Гражданские войны в Аргентине

Бернардино РивадавияМануэль РосасФранцузская блокадаАнгло-французская блокада

Формирование аргентинской нации

Конституция 1853 годаЗавоевание пустыниПоколение 1880 годаПравление радикалов (1916—1930)Бесславное десятилетие

Первое правление Перона

Хуан Перон и Эвита ПеронПеронизмВсеобщая конфедерация труда

История Аргентины (1955—1976)

Освободительная революцияАртуро ФрондисиАртуро Умберто ИльиаАргентинская революцияМонтонерос и ААА

Процесс национальной реорганизации

Переворот 1976 годаГрязная войнаФолклендская война

Современность

Суд над хунтамиРауль АльфонсинКризис 2001 годаКиршнеризм

Бесславное[1] или позорное десятилетие[2] (исп. Década Infame) — период истории Аргентины от государственного переворота 6 сентября 1930 года, в результате которого был свергнут президент Иполито Иригойен, до государственного переворота 4 июня 1943 года, завершившегося свержением президента Рамона Кастильо. Название периода ввёл историк Хосе Луис Торрес в критическом анализе периода, изданном в 1945 году под названием «Бесславное десятилетие»[3].

Этому периоду были присущи постоянные манипуляции на выборах, репрессии в отношении оппозиции (в частности, был запрещён Гражданский радикальный союз [Unión Cívica Radical]) и высокий уровень коррупции[4].

С точки зрения международной ситуации «бесславное десятилетие» началось в период Великой депрессии и закончилось в период Второй мировой войны. В это время Аргентине удалось подписать пакт Рока — Ренсимена (англ.) с Великобританией[5], который гарантировал Аргентине условия для экспорта её животноводческой продукции в обмен на разрешение британским компаниям владеть значительной частью аргентинской транспортной системы и другие экономические уступки. Великая депрессия и увеличение экономической изоляции страны привели к индустриализации с целью обеспечения страны необходимыми промышленными товарами[6] (в 1943 году промышленный сектор впервые превысил сельское хозяйство по масштабам выпуска продукции). В это же время был создан Центральный банк Аргентины и ряд других регулирующих органов и государственных предприятий. Также для периода была характерна значительная миграция из сельских районов в города и из провинций в Буэнос-Айрес. На внешнеполитическом фронте Аргентина неплохо проявила себя, попытавшись консолидировать страны Латинской Америки пактом Сааведра Ламаса против агрессивной политики США[7][8].



См. также

Напишите отзыв о статье "Бесславное десятилетие"

Примечания

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_colier/161/%D0%90%D0%A0%D0%93%D0%95%D0%9D%D0%A2%D0%98%D0%9D%D0%90 Аргентина. Государственный Строй]
  2. [slon.ru/russia/istoriya_odnogo_razvoda_o_kotorom_znali_zaranee-835914.xhtml История одного развода, о котором знали заранее]
  3. Torres, José Luis (1945). La Década Infame, Freeland, 1973
  4. [escritorioalumnos.educ.ar/datos/recursos/pdf/historia/decada-infame.pdf La década infame (1930—1943) — Escritorio del Alumno]
  5. Ермолаев, 1961, с. 367.
  6. Ермолаев, 1961, с. 393.
  7. Hugo Caminos. [www.lanacion.com.ar/867970-saavedra-lamas-70-anos-despues Saavedra Lamas, 70 años después] (исп.), lanacion.com (16 de diciembre de 2006). Проверено 5 января 2014.
  8. Ермолаев, 1961, с. 366.

Литература

  • Ермолаев В. И. Очерки истории Аргентины. — М.: Соцэкгиз, 1961. — 588 с.


Отрывок, характеризующий Бесславное десятилетие

Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.