Бессмертнова, Наталия Игоревна
Поделись знанием:
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
| Наталия Бессмертнова | |||||||||
 | |||||||||
| Профессия: | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Театр: | |||||||||
| Награды: |
| ||||||||
| IMDb: | |||||||||
Ната́лия И́горевна Бессме́ртнова (1941, Москва — 2008, Москва) — советская балерина, педагог—репетитор. Народная артистка СССР (1976). Лауреат Ленинской (1986), Государственной премии СССР (1977) и Премии Ленинского комсомола (1972).
Содержание
Биография
Наталия Бессмертнова родилась 19 июля 1941 года в семье врача Игоря Борисовича Бессмертнова и Антонины Яковлевны Бессмертновой (в девичестве — Пешковой) (1920—2012).
В 1961 году окончила Московское хореографическое училище (ныне Московская академия хореографии), где её педагогами были М. А. Кожухова, Л. К. Черкасова и С. Н. Головкина.
В 1961 году была принята в труппу Большого театра, где танцевала до 1988 года. В 1988 году вышла на творческую пенсию, но продолжала периодически выступать по контракту до 1993 года. Прима-балерина Большого театра, она станцевала все ведущие партии классического и современного репертуара. Была первой исполнительницей многих партий в балетах своего мужа, главного балетмейстера Большого театра Ю. Н. Григоровича.
Работая в Большом театре, выступала как приглашенная балерина в спектаклях балета Финской национальной оперы в Хельсинки (Жизель, 1966), Белградского национального театра (Одетта-Одиллия, Жизель, 1970—1971), театра «Ла Скала» в Милане (Одетта-Одиллия, Жизель, 1970, 1977), балета Римской оперы (Жизель, Одетта-Одиллия, 1970, 1980), Варшавского национального театра (Жизель, 1971), Норвежской королевской оперы в Осло (Одетта-Одиллия, 1972), балета Софийской народной оперы (Жизель, 1972), балета Венской государственной оперы (Маша, «Щелкунчик», 1973), Парижской национальной оперы (Анастасия, «Иван Грозный», (1976), Жизель (1977), Джульетта, 1978), Королевского Шведского балета в Стокгольме (Одетта-Одиллия, 1979), а также в балетных труппах Висбадена, Базеля, Турина, Тулона, Ниццы, Любляны, Нови-Сада, Загреба, Токио. Участвовала в гала-концерте в театре «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке, посвященном 85-летию импресарио С. Юрока (1973).
В 1988—1995 и 2001—2003 годы — педагог-репетитор (по контракту) Большого театра, покинула театр по собственному желанию 20 марта 1995 года (Приказ №127 от 21 марта 1995 года) — в день назначения художественным руководителем Большого театра В. В. Васильева.
C 1995 до 2007 года была ассистентом балетмейстера в спектаклях, которые Ю. Н. Григорович ставил в театре «Кремлёвский балет» («Ромео и Джульетта» С. Прокофьева (1999), «Иван Грозный» на музыку С. Прокофьева (2001)), в Большом театре («Лебединое озеро» П. Чайковского (2001), «Легенда о любви» А. Меликова (2002), «Раймонда» А. Глазунова (2003), «Золотой век» Д. Шостаковича (2006)).
Как педагог-репетитор также работала вместе с Ю. Н. Григоровичем над постановками: «Раймонда» А. К. Глазунова (Национальная опера Белоруссии, Минск, (1997), Пражский национальный театр, 2001), «Щелкунчик» П. И. Чайковского (Молдавская национальная опера, (1998), Пражский национальный театр, (1998), Стамбульский театр оперы и балета, 2001), «Спящая красавица» П. И. Чайковского (Варшавский национальный театр, совместно с Театром Карло Феличе, Генуя, 1996—1997), «Легенда о любви» А. Меликова (Стамбульский театр оперы и балета, 2000), «Спартак» А. Хачатуряна (Национальный балет Кореи, Сеул, 2001), «Иван Грозный» на музыку С. С. Прокофьева (Парижская опера, 2003)[1].
Неоднократно была членом жюри Международных конкурсов артистов балета (Москва (Россия), Варна (Болгария, неоднократно), Лозанна (Швейцария) — «Приз Лозанны» (1995), Всеяпонского конкурса артистов балета в Нагое (2001—2004, в 2001, 2004 — председатель).
Депутат Верховного Совета СССР 10 созыва (1979—1984)[2].
Наталия Бессмертнова скончалась в ночь с 18 на 19 февраля 2008 года в Москве[3]. Похоронена на Новодевичьем кладбище (участок № 10).
Семья
- Муж (с 1968) — Юрий Николаевич Григорович (род. 1927), артист балета, балетмейстер, хореограф, педагог, главный балетмейстер Большого театра. Народный артист СССР (1973).
Награды и звания
- Первая премия Международного конкурса артистов балета (Варна, 1965)
- Заслуженная артистка РСФСР (1970)
- Народная артистка РСФСР (1973)
- Народная артистка СССР (1976)
- Ленинская премия (1986) — за исполнение балетных партий последних лет
- Государственная премия СССР (1977) — за исполнение партии Валентины в балетном спектакле «Ангара» А. Я. Эшпая
- Премия Ленинского комсомола (1972) — за высокое исполнительное мастерство, большой вклад в развтие советского хореографического искусства
- Орден Трудового Красного Знамени (1971)
- Орден Дружбы народов (1981)
- Премия им. Анны Павловой (Парижская академия танца, 1970)
- Премия «Давид» (Таормина, Италия, 1977)
Репертуар (основные партии)
- 1961 — «Шопениана» на музыку Ф. Шопена — 7-й вальс и Мазурка
- 1961 — «Страницы жизни» А. М. Баланчивадзе — Дочь Андрея
- 1963 — «Золушка» С. С. Прокофьева — Осень
- 1963 — «Класс-концерт» на сборную музыку в постановке А. М. Мессерера — Солистка
- 1963 — «Жизель» А. Адана — Жизель
- 1963 — «Спящая красавица» П. И. Чайковского — Принцесса Флорина, Фея Нежности
- 1964 — «Паганини» С. Рахманинова — Муза
- 1964 — «Бахчисарайский фонтан» Б. В. Асафьева — Мария
- 1964 — «Лейли и Меджнун» С. А. Баласаняна — Лейли
- 1965 — «Лебединое озеро» П. И. Чайковского — Одетта-Одиллия
- 1965 — «Легенда о любви» А. Меликова — Ширин
- 1967 — «Мелодия» на музыку А. Дворжака («Хореографические композиции Касьяна Голейзовского»)
- 1967 — «Видение Розы» на музыку К. М. Вебера — Девушка
- 1968 — «Спартак» А. Хачатуряна — Фригия
- 1968 — «Щелкунчик» П. И. Чайковского — Маша
- 1970 — «Дон Кихот» Л. Минкуса — Китри
- 1973 — «Спящая красавица» П. И. Чайковского — Аврора
- 1975 — «Иван Грозный» на музыку С. С. Прокофьева — Анастасия
- 1976 — «Ангара» А. Я. Эшпая — Валентина
- 1979 — «Ромео и Джульетта» С. С. Прокофьева — Джульетта
- 1981 — «Баядерка» Л. Минкуса — Никия
- 1982 — «Золотой век» Д. Д. Шостаковича — Рита
- 1984 — «Раймонда» А. К. Глазунова — Раймонда
Фильмография
- 1964 — «Секрет успеха» (фильм-спектакль) — «Вальс» М. Равеля
- 1968 — «Ромео и Джульетта» (фильм-спектакль) — Джульетта
- 1971 — «Хореографическая симфония»
- 1973 — «Хореографические новеллы»
- 1974 — «Вторник, четверг, суббота Натальи Бессмертновой» (документальный)
- 1975 — «Жизель» — Жизель
- 1975 — «Ромео и Джульетта» — Джульетта
- 1975 — «Спартак» (фильм-спектакль) — Фригия
- 1976 — «Грозный век» (фильм-спектакль) — Анастасия
- 1977 — «Шопениана» — 7-й вальс и Мазурка
- 1978 — «Балетные зарисовки»
- 1978 — ««Жизнь в танце»»
- 1980 — «Большой балет» (фильм-спектакль)
- 1983 — «Лебединое озеро» — Одетта-Одиллия
- 1987 — «Балет от первого лица» (документальный)
- 1989 — «Спартак» — Фригия
- 1989 — «Легенда о любви» — Ширин
- 1989 — «Раймонда» — Раймонда
- 1989 — «Жизель» — Жизель
- 1989 — «Ромео и Джульетта» — Джульетта
- 1989 — «Иван Грозный» — Анастасия
- 1989 — «Лебединое озеро» — Одетта-Одиллия
- 1989 — «Золотой век» — Рита
- 1991 — «Откровения балетмейстера Федора Лопухова» (документальный)
О Наталии Бессмертновой
Три таких чуда в моей жизни: Павлова, Спесивцева, Бессмертнова… Спасибо Наташе, спасибо Родине…
Наталия — это чудо. Балерина удивительного трагического дарования. Глубокая, нежная, воздушная, эмоциональная. Виртуозная техника, которая поражает своей филигранной отточенностью. Сочетание прозрачности в лирике и грозной таинственности в героизме расширяет диапазон балерины и возводит её в ранг неповторимых, волшебных и великих актрис нашего времени. Преклоняюсь перед Бессмертновой и желаю ей счастья.
Я танцевал с ней мой последний спектакль в Ленинграде. До того, как мне довелось лично познакомиться с Наталией Бессмертновой и танцевать с ней, я восхищался её талантом со стороны, в качестве зрителя. Неизменно поражали её идеальные пропорции и красота линий, экзотичность, некая скрытая тайна, точёная голова на изящно выгнутой шее. При строгой приверженности к классическим балетным традициям она никогда не была закована в рамки классической условности, сохраняя свою неповторимую индивидуальность, оставаясь живой, современной и естественной. При едва-едва заметной обаятельной угловатости Наталия Бессмертнова всегда была изящной, грациозной и лёгкой. Утончённая внешность и внутренний лиризм в сочетании с предельной естественностью сделали неповторимой её Жизель. И, конечно, мне очень хотелось танцевать Альберта в «Жизели» с Бессмертновой. Мне тогда не удалось добиться её приглашения на эту роль в Кировский театр. Но зимой 1972 года, когда ленинградское телевидение предложило мне сняться в дуэте из второго акта, я, не задумываясь, пригласил Наталию Бессмертнову принять в этом участие. Нашим репетитором на Ленинградском телевидении была Татьяна Вечеслова, с которой Наталия и я дружили. Несколько дней репетиций и съёмок превратились в сплошной праздник. Жаль, что не сохранилась запись того дуэта. Когда Ирина Колпакова и я танцевали в «Жизели» на гастролях в Большом театре, Бессмертнова пришла на наш спектакль. Царила она на сцене, а в жизни была предельно скромной, неизменно доброжелательной. Прошёл ещё год, и мне всё же посчастливилось танцевать с ней в «Жизели» на сцене Кировского театра. Этот последний для меня спектакль в Ленинграде, 30 апреля 1974 года, накрепко связан в моей памяти с воспоминаниями об уникальной балерине Наталии Бессмертновой.
Наталия Бессмертнова… Самобытная балерина, тонкая актриса, выдающийся художник. Её искусство — это поэзия. Утончённость души, элегантность танца, изысканность облика отличают её героинь, притом, что они со всей силой чувств переживают трагедии, испытывают коварные удары судьбы. По-моему, во имя такой поэзии — возвышающей, очищающей человека, помогающей ему выдержать испытания, — прежде всего и существует балет. Недаром о Бессмертновой пишут: "Неземное существо, заколдованное и околдовывающее! Её танец завораживает своей красотой, бесконечно льющейся «мелодией», своей трепетной одухотворённой жизнью, в которой тысяча тончайших нюансов. Её танец уносит нас в дальние дали, в мир мечты, идеала, гармонии. Потому-то и признана она несравненной исполнительницей Раймонды, Жизели, Одетты, Одиллии, сильфиды в «Шопениане», Анастасии.
…Стремительно несётся время. Из театральных залов уходят одни зрители, приходят другие. Но в легендах, которые передаются балетоманами из уст в уста, продолжает жить образ одной из величайших романтических балерин XX века Наталии Бессмертновой как олицетворения света, добра, красоты чувств, её героинь помнят, ими восхищаются, сопереживают им. Она и сейчас осталась непревзойдённой.— Галина Иноземцева (балетный критик)
Бессмертнова стала одной из величайших балерин мира, утончённой, нервной, в высшей степени выразительной. У неё есть дар придавать простейшим движениям глубинный заряд страсти, и она воздействует всем своим телом, более того, может быть, всем своим существом. Она — фантастична.— Джон Парсиваль (английский балетный критик)
Помню, как на каком-то спектакле «Жизели», взглянув на Бессмертнову, танцевавшую одну из девушек, подруг героини балета, я уже не могла оторвать от неё глаз — так искренне, непосредственно «жила» она в «толпе», так выразительно смотрела, пугалась, сочувствовала, когда шла сцена сумасшествия Жизели.
Частым употреблением мы упростили понятие талант. Так получается, что все, едва ступая на творческую стезю, уже числятся в талантливых. О Бессмертновой я скажу по-другому. Она человек и актриса ярчайшей одарённости. На своём балетном веку я редко видела такой дар. Что у неё есть прежде всего? Необыкновенный диапазон балерины, причём существующий не сам по себе, а проявленный в её человеческой сути. Контраст ролей позволяет понять масштаб балерины. Бессмертнову выделяет на сцене незаурядность собственного подхода к роли. На её место никто не может встать, потому что она живёт таким вдохновением, которое не повторяется. Неизвестно, что у неё сильнее — вчерашнее или сегодняшнее, либо то, к чему она придёт завтра.
Бессмертнова никогда ни на кого не похожа. У неё своё, только ей присущее мировосприятие. И она не только прекрасно исполняет ту или иную роль, а делает гораздо большее: углубляет наше представление об этой роли. Благодаря яркой индивидуальности разнообразие ролей у неё складывается в цельность творчества.
Наталья Бессмертнова — великая балерина! Сегодня многие артисты балета отлично владеют техникой танца и всё правильно делают на сцене, придраться не к чему, но их исполнение не захватывает. Любая роль в исполнении Бессмертновой становится ярким и запоминающимся событием. Танец Бессмертновой захватывал, завораживал. Я думаю, именно такое впечатление производили на зрителей Павлова, Спесивцева, Уланова… Если бы Наташа жила во времена Петрарки, о ней слагали бы сонеты.
Балет «Раймонда» А. Глазунова, в котором заглавную роль исполнила Наталия Бессмертнова — выдающееся её достижение. Можно сказать, не боясь впасть в комплиментарную риторику, что Бессмертнова обогатила известные классические образы новыми жизненными интонациями, современными мыслями.
Многие из знатоков и поклонников балета, никогда не видевшие Анну Павлову, но знающие её по фотографиям, утверждают, что Наталья Бессмертнова на неё похожа. Волосы зачёсаны до гладкости, на прямой пробор; смуглая, глаза удлинённые, чёрные, они думают, живут, чаруют. Что-то в ней, Бессмертновой, действительно, есть павловское, хрупкое, утончённое. Балерина нутра, интуиции, она податлива на посыл, на движение, на мгновенную импровизацию внутренней жизни, что делает её такой неожиданной на сцене. Она танцует огромный репертуар — классические балеты. И она стала исполнительницей всех главных женских партий в балетах Ю. Григоровича — Ширин в «Легенде о любви», Одетты и Одиллии в новой редакции «Лебединого озера», Анастасии в «Иване Грозном», Джульетты в «Ромео и Джульетте», Валентины в «Ангаре», Риты в «Золотом веке», Раймонды в одноимённом балете Глазунова. Но «Жизель» остаётся с ней всю жизнь. В этом спектакле есть миг, когда Бессмертнова стоит посреди сцены, на грани жизни и смерти. И она делает шаг, шажок, выставив вперёд «ослепшие» руки, такой страшный, что в Большом театре, в балете, условнейшем из всех искусств, люди испытывают подлинное потрясение.— Асаф Мессерер (из книги «Танец. Мысль. Время»)
Партия белого лебедя очень близка лирическому дарованию Бессмертновой. Как искренно и музыкально балерина «пропела» знаменитое адажио второго акта! Но обрадовало и то, как станцевала она трудную роль Одиллии. И здесь, в этом необычном для себя перевоплощении, Бессмертнова сохранила самоё себя, свою индивидуальность. У неё появилась здесь техническая уверенность, спокойствие, но в самых бравурных темпах она не изменила своему достоинству лирической балерины, не нарушила тонкости своей манеры, избежала соблазна внешней эффектности и броскости. Бессмертнова удивительно естественно и органично восприняла и по-своему претворила то, что можно назвать романтической традицией русского балета. Вот почему так часто в связи с ней вспоминают имена Павловой и Спевивцевой. Она из тех, кто может и должен сказать своё слово в искусстве.— Борис Львов-Анохин («Культура и жизнь». 1966. № 9, из книги «Незабываемая. Наталия Бессмертнова»)
Покоряет лучистая Н. Бессмертнова. Одетта-Одиллия — это её роль. Балерина раскрывает в ней своё лирико-драматическое дарование.— Фёдор Лопухов (из книги «Незабываемая. Наталия Бессмертнова»)
Когда она появилась на сцене, это было абсолютно нежданное-негаданное чудо. Тоненькая, лёгкая танцовщица с огромными глазами. Она реяла в воздухе, точно птица, впервые взлетевшая ввысь, но отставшая от стаи. Опьяняющий полёт, предсмертная тревога — таких эмоциональных состояний балетный театр тогда не знал. Богом отмеченная балерина. В высшей степени изысканная.
Наталия Бессмертнова сумела покорить и очаровать весь мир своим великим и неповторимым талантом.
Библиография
- Демидов А. Наталия Бессмертнова // Советская музыка : журнал. — М., 1968. — № 5.
- Ed. Makswell N. Bessmertnova. L., 1980.
- Демидов А. Наталия — значит природная // Театральная жизнь : журнал. — М., 1986. — № 23.
- Alexander Demidov. [www.amazon.co.uk/Bolshoi-Ballerina-Bessmertnova-Alexander-Demidov/dp/0356123677 Bolshoi Ballerina: Natalia Bessmertnova]. — London: MacDonald, 1986. — С. 64.
- Лапин С. Н. Бессмертнова. Израиль., 2000
- Колесников А. Г. [teatralis.ru/portfolio/books/bessmertnova.html «Незабываемая. Наталия Бессмертнова»]. — М.: Театралис, 2008. — 320; илл. с. — ISBN 978-5-902492-10-8.
Напишите отзыв о статье "Бессмертнова, Наталия Игоревна"
Примечания
- ↑ [www.bolshoi.ru/persons/people/1101/ Артисты и администрация]
- ↑ Список депутатов Верховного Совета СССР 10 созыва
- ↑ [gallery-mt.narod.ru/pages/balet_b.html Фотогалерея. Балет-Б]
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Наталия Бессмертнова - [www.bolshoi.ru/persons/people/1101/ Н. Бессмертнова] — биография на сайте Большого театра
- [gallery-mt.narod.ru/pages-b/bessmertnova.html Фотогалерея Н. Бессмертновой на сайте «Мастера музыкального театра»]
- [www.ballerinagallery.com/bessmertnova/index.htm Фотогалерея Н. Бессмертновой на сайте «The Ballerina Gallery»]
- [www.rian.ru/photolents/20080219/99572674.html Фотогалерея на сайте РИА Новости]
- [web.archive.org/web/20080120215545/www.biograph.ru/bank/bessmertnova.htm Н. Бессмертнова на сайте Международного объединенного Биографического Центра]
- Тарасов Б. [www.profile.ru/items/?item=25492 «Занавес!»]. Профиль № 7 (563) (25 февраля 2008). [www.webcitation.org/65oGhAG41 Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
- [web.archive.org/web/20060717221337/www.tvkultura.ru/news.html?id=109046 Н. Бессмертнова. Танец как впечатление на телеканале «Культура»]
- [russian-bazaar.com/ru/content/11922.htm Аловерт Н. «Памяти прекрасной балерины». «Культура» № 8 (618)]
Отрывок, характеризующий Бессмертнова, Наталия Игоревна
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Артисты балета по алфавиту
- Артисты балета России
- Артисты балета СССР
- Артисты балета XX века
- Балетные педагоги по алфавиту
- Балетные педагоги России
- Балетные педагоги XX века
- Артисты балета Большого театра
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена Дружбы народов
- Народные артисты СССР
- Народные артисты РСФСР
- Заслуженные артисты РСФСР
- Лауреаты Ленинской премии
- Лауреаты Государственной премии СССР
- Лауреаты премии Ленинского комсомола
- Выпускники Московского хореографического училища
- Ученицы Марии Кожуховой
- Ученицы Софьи Головкиной
- Ученицы Марины Семёновой
- Умершие от рака
- Депутаты Верховного Совета СССР 10 созыва
- Похороненные на Новодевичьем кладбище
