Бетави (язык)
| Бетави | |
| Страны: | |
|---|---|
| Регионы: | |
| Общее число говорящих: |
5 млн |
| Классификация | |
| Категория: | |
| Письменность: | |
| Языковые коды | |
| ISO 639-1: |
— |
| ISO 639-2: |
— |
| ISO 639-3: |
bew |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Бетави (индон. Bahasa Betawi) — один из австронезийских языков, распространён на западе Явы. Родной язык для народности бетави. По данным Ethnologue, количество носителей данного языка составляло 5 млн чел. в 2000 году[1]. На бетави говорят в столице Индонезии, Джакарте.
Бетави состоит в близком родстве с яванским, малайским и индонезийским языками. В языке есть ряд заимствований из голландского, арабского, португальского языков и хок-кьень — диалекта южноминьского языка.
От ранней формы бетави ведёт своё происхождение диалект Кокосовых островов[1].
Язык не относится к числу престижных, однако обладает некоторым «скрытым» престижем среди представителей высших слоёв общества Джакарты[1].
Используется на телевидении и радио, в кино, на нём издаются книги.
См. также
Напишите отзыв о статье "Бетави (язык)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.ethnologue.com/language/bew Betawi] (англ.). Ethnologue. Проверено 1 января 2014.
Ссылки
- [www.eva.mpg.de/linguistics/research/jakarta-field-station/documentation-of-betawi.html Documentation of Betawi] (англ.). Department of Linguistics. Max Planck Gesselschaft. Проверено 1 января 2014.
|
Это заготовка статьи об одном из языков мира. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Бетави (язык)
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
