Бетси Блэр
| Бетси Блэр | |
| Betsy Blair | |
 Бетси Блэр в фильме «Марти» (1955) | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1947—1994 |
Бетси Блэр (англ. Betsy Blair, урождённая Элизабет Уиннифред Богер (англ. Elizabeth Winifred Boger), 11 декабря 1923 — 13 марта 2009) — американская актриса, обладательница премии «BAFTA», а также номинантка на «Оскар» за роль в фильме «Марти» в 1955.
Биография
Элизабет Уиннифред Богер, ставшая известной как Бетси Блэр, родилась в городе Клиффсайд-Парк, штат Нью-Джерси, 11 декабря 1923 года. Её отец, Уильям Кидд Богер, работал в небольшой страховой фирме, а мать, Фредерика Аммон, была учительницей. Родители отдали её в танцевальную школу, где Бетси вскоре добилась успеха. В 1933 году она танцевала перед Элеонорой Рузвельт, а вскоре стала победительницей на одном из любительских танцевальных конкурсов.[1] Спустя некоторое время она стала выступать на местном радио, а в 12 лет стала сниматься для одного из модельных агентств. Образование Блэр получила в колледже Сары Лоуренс, который окончила в 15 лет, раньше, чем её сверстники на год.
В самом начале 1940-х годов Бетси переехала в Нью-Йорк, где стала петь в музыкальном хоре. Выступая в хоре, Билли Роуза Бетси познакомилась с Джином Келли, где тот был хореографом.[2] Их отношения стали стремительно развиваться, и в сентябре следующего года они поженились. Их брак продлился 16 лет, и незадолго перед разводом в 1957 году Блэр родила от Келли дочь.
В 1941 году Бетси дебютировала на Бродвее в пьесе «Красивые люди». Её кинокарьера началась в 1947 году, но из-за того, что Блэр симпатизировала Коммунистической партии США (она посещала марксистский кружок её коллеги, актёра Ллойда Гофа, и даже подавала заявление на вступление в партию, но ей отказали), в годы маккартизма её вызывали в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности и внесли в «чёрные списки». В итоге, ей предлагали только небольшие роли во второсортных фильмах.
Одним из немногих успешных фильмов в карьере Бетси стал «Марти» в 1955 году. Но и туда её никто не хотел брать, и тогда в конфликт вмешался её муж, Джин Келли, который пригрозил покинуть съёмки мюзикла «Всегда хорошая погода».[1] Роль Клары Шнайдер стала самой яркой в карьере Блэр, за которую она была номинирована на «Оскар», за Лучшую женскую роль второго плана, а также стала обладательницей премии «BAFTA» (Лучшая актриса). Но это был единичный случай такого успеха, и позже новые заметные роли ей так и не предлагали. Бетси была вынуждена связать свою дальнейшую актёрскую карьеру с театральной сценой.
После развода с Джином Келли Бетси уехала в Европу, где снялась в нескольких фильмах, в том числе в картине Микеланджело Антониони «Крик» (1957). В 1963 году она вышла замуж за британского продюсера и режиссёра Карела Рейша, с которым оставалась вместе до его смерти в 2002 году. Последними ролями Бетси стали Глэдис Симмонс в фильме Коста-Гавраса «Измена», а также небольшая роль сестры милосердия в минисериале «Скарлетт» (1994). В 2003 году Блэр опубликовала автобиографию «Памяти всех их».
Бетси Блэр умерла от рака 13 марта 2009 года в Лондоне в возрасте 85 лет.
Избранная фильмография
- Вина Джэнет Эймс (1947) — Кэти
- Двойная жизнь (1947) — Девушка в магазине париков
- Змеиная яма (1948) — Хестер
- Добрая леди (1951) — Ада Элкотт
- Марти (1955) — Клара Шнайдер
- Главная улица (1956) — Изабель
- Крик (1957) — Элвия
- Неустойчивое равновесие (1973) — Эдна
- Сошествие в ад (1986) — Миссис Бёрнс
- Измена (1988) — Глэдис Симмонс
- Скарлетт (1994) — Сестра милосердия (ТВ)
Награды
Напишите отзыв о статье "Бетси Блэр"
Примечания
- ↑ 1 2 Blair Betsy. The Memory of All That. — London: Elliott & Thompson. — ISBN ISBN 1-904027-30-X.
- ↑ Blair, p.12: «Gene fought for me. He said I could dance, and he needed some good dancers.»
Ссылки
|
||||||
Отрывок, характеризующий Бетси Блэр
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
