Бет, Лола

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лола Бет (нем. Lola Beeth; 23 ноября 1862[1], Краков — 18 марта 1940, Берлин) — австрийская оперная певица (сопрано).

Училась в Вене у Луизы Дустман, затем в Париже у Полины Виардо. В 1882 г. дебютировала на сцене Берлинской придворной оперы в партии Эльзы («Лоэнгрин» Рихарда Вагнера) и оставалась солисткой этого театра до 1888 года, когда перешла в Венскую императорскую оперу, с которой была связана на протяжении всей дальнейшей карьеры. Много выступала под руководством Густава Малера в бытность его венским капельмейстером. Гастролировала также в Лондоне, Париже, Лейпциге, в 1895 г. в той же партии Эльзы дебютировала на сцене нью-йоркской Метрополитен Опера, вызвав осторожно-скептический отзыв рецензента, отмечавшего, что солистка слишком нервничает и поэтому выглядит не лучшим образом[2]. Вообще предпочитала вагнеровский репертуар, в том числе Зиглинду в «Валькирии» и Венеру в «Тангейзере». Оставила сцену в 1902 году[3].

Напишите отзыв о статье "Бет, Лола"



Примечания

  1. В ряде источников указываются также 1861 и 1864.
  2. [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9902E7DA1139E033A25750C0A9649D94649ED7CF «LOHENGRIN» AT THE OPERA; Lola Beeth, a Vienna Soprano, Makes Her First Appearance Here as Elsa] // The New York Times, December 3, 1895.
  3. [news.google.com/newspapers?nid=1144&dat=19021214&id=Av8aAAAAIBAJ&sjid=l0gEAAAAIBAJ&pg=2782,4611294 Calves' new role] // The Pittsburgh Press, Dec 14, 1902, p.27.

Отрывок, характеризующий Бет, Лола

«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!