Бехбуди, Махмуд Ходжа

Махмудходжа Бехбуди
Махмудходжа Бехбуди
Псевдонимы:	Бехбуди
Место рождения:	село Бахшитепа Самаркандская область (Российская империя), Туркестанское генерал-губернаторство, Российская империя
Место смерти:	Карши
Гражданство:	Российская империя
Род деятельности:	журналист

Махмудходжа Бехбуди (1875—1919) — известный просветитель, один из идеологов и лидеров джадидизма, издатель и политик, один из выдающихся деятелей таджикской литературы и узбекской драматургии.

Биография

Махмудходжа Бехбуди родился 20 января 1875г. в селе Бахшитепа в пригороде Самарканда в семье религиозного деятеля.

В начале получил образование в Самарканде,а затем в медресе Бухары.Бехбуди окончил медресе. Был имам-хатибом, казием, затем муфтием.

В формировании мировоззрения Махмудходжи огромную роль сыграл основоположник движения джадидизма Исмаил Гаспринский.

Бехбуди работал муфтием в Самарканде. В 1900 году совершил хадж в Мекку. Жил также в Египте, Стамбуле, по возвращении в Самарканд основал собственное книжное издательство.

В 1903-1904 гг. Махмудходжа Бехбуди посетил Москву и Петербург. В 1907 году он побывал в Казани, Уфе, Нижнем Новгороде. В августе 1907 года Бехбуди, представляя туркестанскую делегацию, выступил с речью в Нижнем Новгороде на собрании, посвященном проблемам и культуре мусульман России.

С 1905 года участвовал в деятельности всероссийской мусульманской партии («Иттифак»). Он был одним из идеологов и лидеров джадидизма. Сотрудничал с мусульманской фракцией IV Думы.

Бехбуди был основателем газеты “Ойна” (“Зеркало”), издававшейся в Самарканде.

Махмудходжа Бехбудий был автором более 200 публикаций, которые вышли как на узбекском, так и на таджикском языках. В частности, “Мунтахаби жугрофияи умумий” - “Кискача умумий жугрофия” (1903), “Китоб-ул-атфол” - “Болалар учун китоб” (1904) и мн. др.

Вершиной писательского мастерства Бехбуди является драма на узбекском языке “Падаркуш” (Отцеубийца) вышедшая в Самарканде в 1911 году. Пьеса Бехбуди была поставлена на сценах театров Самарканда, Бухары, Ташкента. Являясь первым произведением узбекской драматургии, пьеса оказала большое влияние на создание последующих произведений.

В 1913 году Бехбуди начал выпуск газеты «Самарканд» на узбекском и таджикском языках.

В 1917 году Бехбуди был избран членом Самаркандской Городской думы. В конце 1917 был избран в Учредительное собрание от Самаркандского избирательного округа по списку № 2 (мусульманские организации Самаркандской области).

Бехбуди как и другие джадиды выступал за развитие национального искусства и литературы, равноправие женщин, реорганизацию деятельности духовенства, преподавание в школах на национальном языке, за реформы политического устройства страны. Он боролся за введения в мусульманских школах нового метода обучения, ряда светских предметов.

В 1919 г. Бехбуди во время путешествия был задержан в Карши. Он был казнен по приказу местного бека с ведома бухарского эмира Сейид Алимхана. Причины его казни остались неизвестными.

Память

• Город Карши в 1926-1937 гг. носил имя Бек-Буди.
• Его произведения включены в учебники и учебные пособия в Узбекистане, его именем названы улицы и школы в Ташкенте и Самарканде.
• В Таджикистане в городе Ходженте есть гимназия названная в его честь.

Литература

• [slovari.yandex.ru/~книги/Лит.%20энциклопедия/Бихбуди/ Статья в Литературной энциклопедии](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней))
• Протасов Л. Г. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. М.: РОСПЭН, 2008.

Отрывок, характеризующий Бехбуди, Махмуд Ходжа

– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.