Гай, Гая Дмитриевич

Гая Дмитриевич Гай
арм. Հայկ Բժշկյանց
Дата рождения	6 (18) февраля 1887(1887-02-18)
Место рождения	Тебриз, Персия
Дата смерти	11 декабря 1937(1937-12-11) (50 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Годы службы	— 1917 1918—1935
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России: Симбирская операция, Сызрань-Самарская операция
Награды и премии	Советская Россия: Российская империя:
В отставке	расстрелян

Га́я Д(и)митриевич Гай (настоящее имя Гайк Бжишкя́н(ц), арм. Հայկ Բժշկյանց; 1887—1937) — советский военачальник, участник Гражданской войны. 11 декабря 1937 расстрелян в ходе кампании массовых репрессий в РККА. После смерти Сталина был реабилитирован.

Биография

Ранние годы

Армянин, родился в Тебризе (Персия), в семье народного учителя.

В 1901 году переезжает в Тифлис, где учится в армянской духовной семинарии.

С 1903 года принимал участие в революционном движении. Член РСДРП с 1904 года (указывают на его вступление в Армянскую социал-демократическую (гнчакскую) партию и в отряд фидаинов).

После окончания школы инструкторов и офицеров в Тифлисе добровольно отправился на фронт. Командует ротой армянских добровольцев в шестой дружине, воевавшей на Кавказском фронте против турок. В Первую мировую войну дослужился до чина штабс-капитана, генералом Юденичем был награждён двумя Георгиевскими крестами и одной медалью.

Карьера в РККА

После Октябрьской революции вступил в РКП(б). Во время Гражданской войны во главе сформированных им частей вёл борьбу против Чехословацкого корпуса и оренбургских казаков генерала Дутова. В июле 1918 руководил обороной Симбирска. Несмотря на значительное преимущество в живой силе, артиллерии и выборе позиции для обороны потерпел поражение от наступающих белых частей подполковника В. О. Каппеля, взявшего город 21 июля 1918 года. Командовал следующими частями и соединениями:

• июль — ноябрь 1918: 1-я Симбирская пехотная дивизия (с ноября 1918 — 24-я Симбирская), взявшую Симбирск и получившую наименование «Самаро-Ульяновская Железная дивизия». За его подписью отправлена известная телеграмма выздоравливающему после покушения Ленину: «Взятие вашего родного города, это ответ за одну вашу рану, а за другую рану будет Самара». В дивизии служил Г. К. Жуков, который впоследствии с большим уважением отзывался о Гае в своих мемуарах. Именно по инициативе Гая Жуков в 1924 году поступил в Высшую кавалерийскую школу в Москве.
• декабрь 1918 — июнь 1919: 1-я армия в составе Восточного фронта РККА, которую принял после отбытия М. Н. Тухачевского на Южный фронт и которой командовал во время весеннего наступления белых;
• август-сентябрь 1919: 42-я стрелковая дивизия Южного фронта;
• с 25 сентября 1919 года по 3 марта 1920 года: 1-я Кавказская «дикая» кавалерийская дивизия Южного фронта.

Весной 1920 года командовал 2-м Кавказским кавалерийским корпусом Южного фронта РСФСР. Во время советско-польской войны — командующий 3-м кавалерийским корпусом на Западном фронте РСФСР. После перехода польских войск в контрнаступление в конце августа 1920 года 3-й кавалерийский корпус с частями 4-й армии был прижат к польско-немецкой границе и наголову разгромлен, остатки его перешли на немецкую территорию, где корпус был интернирован в Восточной Пруссии.

В 1922 году наркомвоенмор Армении. В 1923—1924 годах — командир 7-й кавалерийской дивизии. В 1924—1927 годах учился в Военной академии РККА. В 1927—1929 годах — командир 3-го кавалерийского корпуса.

В 1929—1933 годах — адъюнкт, затем преподаватель кафедры истории военного искусства Военной академии им. М. В. Фрунзе. В 1933—1935 годах — профессор и начальник кафедры истории войн и военного искусства в Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского.

Опала, арест и гибель

В июне 1935 года был снят со всех постов, уволен из РККА и исключён из ВКП(б). Арестован 3 июля 1935 года. Обвинён в «создании военно-фашистской организации в РККА». В письме, направленному наркому внутренних дел СССР Г. Ягоде из тюрьмы, Г. Гай признал, что, «будучи выпивши, в частном разговоре с беспартийным, сказал, что „надо убрать Сталина, всё равно его уберут“». Жена Гая, Наталия Яковлевна, обратилась за помощью к видному большевику Петру Кобозеву, чтобы он просил Сталина помиловать её мужа. Сталин через помощника передал Кобозеву: «НКВД разберётся». 15 октября 1935 г. был приговорен ОСО при НКВД СССР по обвинению в причастности к контрреволюционной группе к 5 годам тюремного заключения. При этапировании из Москвы в Ярославский политизолятор 22 октября 1935 года бежал, выпрыгнув на ходу из вагона поезда, при падении получил травмы и спустя несколько дней был схвачен направленными на его поиски сотрудниками НКВД.

Два года находился в заключении. 11 декабря 1937 в ходе кампании массовых «чисток» в РККА был расстрелян. Посмертно реабилитирован.

Награды

• За участие в Первой мировой войне награждён двумя Георгиевскими крестами и одной медалью.
• Был дважды награждён Орденом Красного Знамени: в 1918 году за боевые действия в районе Волги и в 1920 году за польскую кампанию.
• Почетный гражданин Минска.

Память

• В 1959 году в Оренбургской области, как предполагается, именем Гая назван город.
• В Ереване его именем назван проспект, а также поставлен памятник.
• В Железнодорожном районе города Ульяновска в 1967 году его именем названа улица, ставшая проспектом, а также воздвигнут памятник.
• В городе Сенгилей Ульяновской области установлен бюст Г.Д.Гая
• В городе Сенгилей Ульяновской области имя Г.Д.Гая носит Сенгилеевский Политехнический Колледж
• Имеются также улицы Гая в городах Гродно, Минск, Самара, Оренбург, Ульяновск, Сенгилей, Бузулук и Старый Оскол; бульвар Гая в городе Тольятти.
• В центральной части г. Оренбурга в честь Г. Д. Гая названа улица, на которой установлен его бюст.
• В 1963 году в его честь был назван речной пассажирский теплоход проекта 305 «Комдив Гай».
• В 1967 году была выпущена почтовая марка СССР, посвященная Гаю.
• Гайк Бжишкян несколько раз упоминается в романе Хачика Даштенца «Зов пахарей», повествующем о партизанской борьбе армянских гайдуков против османских властей на рубеже XIX—XX веков.
• Также он — персонаж романа «Диктатор» (Издательский дом «Армада», 1998 год).
• Г. Д. Гай — персонаж фильмов «Пыль под солнцем» (Литовская киностудия, 1977) и «Подданные революции» (Свердловская киностудия, 1987).

Литература

• Гай, Гая Дмитриевич // Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. — М., 1983. — С. 138.
• [leb.nlr.ru/edoc/317186/%D0%9D%D0%B0-%D0%92%D0%B0%D1%80%D1%88%D0%B0%D0%B2%D1%83 Гай, Гая Дмитриевич (Канд. ист. наук; 1887—1937) // На Варшаву! Действия 3 конного корпуса на Западном фронте. Июль-август 1920 г.]
• Айрапетян Г. А. Железный Гай / Предисловие С. М. Будённого. — М.: Воениздат, 1980. — 124 с. — (Полководцы и военачальники).
• Дунаевский А. М. По следам Гая. — Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1975. — 272 с.
• Лазарев С. Е. Подрезанные крылья (Неизвестное из жизни спецслужб) // Военно-исторический журнал. 2012. № 5 (625). С. 66-70.
• Лазарев С. Е. Судьба комкора Г. Д. Гая в контексте трагических событий 1930-х гг. // История в подробностях. «Большой террор». Москва, 2012. № 6 (24). С. 22-27.
• Лазарев С. Е. Социокультурный состав советской военной элиты 1931—1938 гг. и её оценки в прессе русского зарубежья. — Воронеж: Воронежский ЦНТИ — филиал ФГБУ «РЭА» Минэнерго России, 2012. — 312 с. — 100 экз. — ISBN 978-5-4218-0102-3.
• Софронов И. [www.bratishka.ru/archiv/2013/11/2013_11_18.php Сабля комкора Гая] // Братишка : Ежемесячный журнал подразделений специального назначения. — М.: ООО «Витязь-Братишка», 2013. — № 11. — С. 72-77.
• [ulpressa.ru/news/2010/09/18/article131285/ Железный Гай] // Губернский вестник. — 2010.
• Первый удар по Колчаку. Ленинград, 1926.
• [leb.nlr.ru/edoc/317186/На-Варшаву!-Действия-3-конного-корпуса-на-Западном-фронте-Июль-август-1920-г На Варшаву! Действия 3 конного корпуса на Западном фронте. Москва — Ленинград, 1928.]
• В боях за Симбирск. Ульяновск, 1928.

Ссылки

• [www.noev-kovcheg.ru/mag/2012-10/3269.html Гая Дмитриевич Гай, «Железный» комдив]

Отрывок, характеризующий Гай, Гая Дмитриевич

– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал: