Бжостовский, Константин Бенедикт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Константин Бенедикт Бжостовский
белор. Канстанцін Бенедыкт Бжастоўскі

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Стремя</td></tr>

писарь великий литовский
1705 — 1707
Предшественник: Анджей Казимир Гелгуд
Преемник: Анджей Казимир Гелгуд
писарь великий литовский
1711 — 1715
Предшественник: Анджей Казимир Гелгуд
Преемник: Юзеф Бжостовский
каштелян мстиславский
1715 — 1722
Предшественник: Михаил Каминский
Преемник: Кшиштоф Доминик Пузына
 
Смерть: 1722(1722)
Род: Бжостовские
Отец: Ян Владислав Бжостовский
Мать: Констанция Млечко
Супруга: Тереза Войно-Ясенецкая
Дети: Адам, Михаил и Антонина

Константин Бенедикт Бжостовский (ум. до 12 ноября 1722) — государственный деятель Великого княжества Литовского, писарь великий литовский (17051707, 17111715), каштелян мстиславский (17151722), староста мядельский.



Биография

Представитель знатного шляхетского рода Бжостовских герба «Стремя». Старший сын Яна Владислава, референдария великого литовского, и Констанции Млечко. Внук Циприана Павла, воеводы трокского. Брат — писарь великий литовский Юзеф Бжостовский.

Должности: писарь великий литовский (17051707, 17111715), каштелян мстиславский (17151722), староста мядельский.

Был женат на Терезе Войно-Ясянецкой, с которой имел двух сыновей (Михаила и Адама) и дочь Антонину.

Источники

  • Urzędnicy centralni i dygnitarze Wielkiego Księstwa Litewskiego XIV—XVIII wieku spisy opracowali Henryk Lulewicz i Andrzej Rachuba, Kórnik 1994

Напишите отзыв о статье "Бжостовский, Константин Бенедикт"

Отрывок, характеризующий Бжостовский, Константин Бенедикт

«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.