Бианг, Самюэль Дидье

Дидье Бианг
Дидье Бианг в матче Премьер-лиги
Общая информация
Полное имя	Самюэль Дидье Бианг
Прозвище	Боинг
Родился	Кутаба, департамент Нун, Западная провинция, Камерун
Гражданство
Рост	180 см
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1999	Славянск	15 (4)
2000—2001	Немком	КФК
2001—2002	Металлург (Красноярск)	40 (9)
2003—2005	Кубань	37 (13)
2005	→  Динамо (Махачкала)	15 (4)
2005	→  Амур	19 (7)
2006	Балтика	14 (2)
Тренерская карьера
2012—н.в.	Краснодар	тренер в академии
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Самюэ́ль Дидье́ Биа́нг (фр. Samuel Didier Biang; 23 мая 1974, Кутаба, департамент Нун, Западная провинция, Камерун) — камерунский футболист, нападающий. Известен по выступлениям в Высшем дивизионе в составе «Кубани».

Карьера

Клубная

Футболом серьёзно начал заниматься только в 1998 году, когда обучался в Кубанском государственном университете (поступил в 1996 году), выступал тогда за сборную университета в первенстве города, где его заметили тренеры «Кубани» и убедили серьёзно заняться футболом. В 1999 году выступал за клуб «Славянск» из города Славянск-на-Кубани, провёл 15 матчей, забил 4 мяча. С 2000 по 2001 год выступал в КФК за клуб «Немком». В 2001 году перешёл в красноярский «Металлург», за который выступал до 2002 года, сыграл за это время 40 матчей, в которых забил 9 мячей. Интересный матч провёл Бианг в Тольятти: 18 сентября 2002 года он открыл счёт в матче с «Ладой» уже на 3-й минуте, однако «Металлург» в итоге потерпел разгромное поражение со счётом 1:11, что стало рекордом Первого дивизиона. В 2003 году пополнил состав «Кубани», за которую в том сезоне сыграл 29 матчей, забил 13 мячей и, вместе с командой, стал серебряным призёром первенства сезона 2003 года. В 2004 году дебютировал в Высшем дивизионе, где сыграл в составе «Кубани» 8 матчей за основной состав и 10 матчей за дубль, в которых забил 3 мяча. 2 июня сыграл в товарищеском матче в составе сборной легионеров чемпионата России против сборной России, проводившей подготовку к чемпионату Европы, Бианг вышел на замену во втором тайме под 14-м номером. В 2005 году перешёл на правах аренды в махачкалинское «Динамо», за которое сыграл 15 матчей и забил 4 мяча, после чего, в том же году, снова на правах аренды, перешёл в благовещенский «Амур», в составе которого и доиграл сезон, проведя 19 матчей и забив 7 мячей. Сезон 2006 года провёл в «Балтике», за которую сыграл 14 матчей и забил 2 мяча. Бианг стал первым темнокожим легионером в истории «Балтики». С 1 августа 2012 года тренер академии «Краснодара»

В сборной

В 2005 году вызывался в состав главной национальной сборной Камеруна, однако, из-за травмы отказался от приглашения.

Достижения

Командные

2-е место в Первом дивизионе России (выход в Высший дивизион): (1)

• 2003 (ФК «Кубань»)

После карьеры

По завершении карьеры профессионального игрока Бианг в свободное время играет за любительские клубы в чемпионатах края и города. В начале 2008 года хотел возобновить профессиональную карьеру, в марте отправился на предсезонный сбор с барнаульским «Динамо», но на этом его отношения с алтайцами и закончились.

Личная жизнь

Родился в семье протестантов, однако, сам по вероисповеданию католик. Детство провёл в городе Криби. Отец — военный лётчик-истребитель, мать — медсестра, ещё у Бианга есть сестра, семья проживает в городе Дуале. Женат на уроженке Краснодара по имени Галина, воспитывает двух детей, сына Родерика и дочь Ванессу.

Образование

Закончил университет в Яунде, где изучал математику, Кубанский государственный университет, где получил специальность «программист» и Кубанский государственный университет физической культуры.

Ссылки

• [news.sportbox.ru/Vidy_sporta/Futbol/1111846801 Профиль] на сайте Sportbox.ru
• [rfpl.org/players/players_1306.html Статистика на сайте РФПЛ]

Отрывок, характеризующий Бианг, Самюэль Дидье

«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».