Бианки, Винцент Феррер Фридрих фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Винцент Феррер Фридрих фон Бианки герцог Казаланца
нем. Vinzenz Ferrerius Friedrich von Bianchi, Herzog von Casalanza

Винцент Феррер Фридрих фон Бианки
Дата рождения

20 февраля 1768(1768-02-20)

Место рождения

Вена

Дата смерти

21 августа 1855(1855-08-21) (87 лет)

Место смерти

Зауэрбрунн-Рохич

Принадлежность

Австрийская империя Австрийская империя

Годы службы

17871824

Звание

Фельдмаршал-лейтенант

Сражения/войны

Австро-турецкая война (1787—1791),
Война первой коалиции,
Война третьей коалиции,
Война пятой коалиции,
Отечественная война 1812 года,
Война шестой коалиции,
Неаполитанская война (1815)

Награды и премии

Винцент Феррер Фридрих фон Бианки герцог Казаланца (нем. Vinzenz Ferrerius Friedrich von Bianchi, Herzog von Casalanza) (1768—1855) — австрийский военачальник. Барон, герцог ди Казаланца (1815), фельдмаршал-лейтенант (1812).



Биография

Родился в Вене 20 февраля 1768 года в семье профессора физики. Образование получил в Венской Инженерной академии. В 1787 году вступил в армию лейтенантом инженерных войск. В 1788 году участвовал в боях с турецкими войсками.

Отличился в кампании 1792 года в составе войск принца Гогенлоэ. В 1793 году участвовал в осаде Валансьена, получил чин капитана. В 1795 году — в осаде Мангейма.

В 1796 году служил под началом Вурмзера в Италии, в 1797 году переведён в корпус Альвици. В сражении при Риволи (1415 января 1797 года) был взят в плен, но уже в марте освобождён.

В марте 1799 года произведён в майоры и приставлен к эрцгерцогу Фердинанду д'Эсте. В 1800 годe получил чин полковника, с 1804 года командовал полком в Каттаро. Во время кампании 1805 года состоял генерал-адъютантом в армии эрцгерцога Фердинанда. В 1807 году произведён в генерал-майоры.

В кампанию 1809 года командовал бригадой в составе 5-го армейского корпуса эрцгерцога Людвига. Отличился в сражении при Асперне и во время обороны предмостного укрепления Пресбурга. Награждён орденом Марии Терезии. После заключения Шёнбруннского мира назначен генерал-инспектором в Венгрии.

В 1812 году Бианки, в чине фельдмаршал-лейтенанта, под командованием князя Шварценберга, принял участие в походе Наполеона в Россию, командуя резервной дивизией.

В кампании 1813 года, когда Австрия присоединилась к Шестой коалиции, он командовал отдельным 25-тысячным корпусом в Богемии. В сражении при Дрездене удерживал левый фланг союзной армии, был атакован корпусом маршала Виктора и отброшен. Отличился в сражении под Кульмом и в Битве народов под Лейпцигом. 8 октября 1813 года российский император Александр I пожаловал Бианки орден св. Георгия 3-й степени (№ 333 по кавалерским спискам)

В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 6 и 7 октября под Лейпцигом.

В следующем году он, также командуя отдельным корпусом, атаковал южные области Франции и после сражения при Бар-сюр-Обе был направлен к Лиону на соединение с отрядом графа Бубны, который неудачно действовал на Роне. Взяв начальство над обоими корпусами, Бианки принудил французского генерала Маршана снять осаду Женевы. Затем он одержал победу над маршалом Ожеро, и за несколько дней до взятия Парижа занял Лион.

В 1815 году, во время возвращения Наполеона с острова Эльбы, Бианки командовал австрийскими войсками в Северной Италии. Будучи внезапно атакован Мюратом при Панаро, Бианки был вынужден отступить до Карпи, но, получив значительные подкрепления, поспешил к Флоренции, чтобы отрезать войска Мюрата от сообщения с Неаполем. 1628 апреля прошёл из Болоньи и Флоренции до Фолиньяно, 29 апреля перешёл Апеннины. 23 мая разгромил неаполитанские войска под Толентино, что фактически решило судьбу кампании. 20 мая подписал конвенцию в Казаланце, которая восстановила на неаполитанском престоле Бурбонов. 22 мая вступил в Неаполь. Король Обеих Сицилий Фердинанд I даровал бианки титул герцога ди Казаланца, с пожалованием больших поместий в Неаполе. В августе Бианки вступил со своей армией в Южную Францию, где оставался до ноября.

После заключения Парижского мира, Бианки был членом Гофкригсрата — придворного военного совета, главнокомандующим австрийскими войсками в Галиции, а затем в Ломбардии и Венеции. 16 марта 1824 года вышел в отставку. Жил в своём поместье Мольяно-Венето под Тревизо. Умер от холеры 21 августа 1855 года в Зауэрбрунн-Рохиче.

Его сын — Фридрих фон Бианки.

Источники

  • Военный энциклопедический лексикон. Т. 2. СПб., 1838
  • Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 2, Duncker & Humblot, Leipzig 1875, S. 608 f.
  • [www.biographien.ac.at/oebl_1/81.pdf Bianchi Vinzenz Ferrerius] // Österreichisches Biographisches Lexikon 1815–1950 (ÖBL). — Wien: Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, 1957. — Band 1, S. 81.

Напишите отзыв о статье "Бианки, Винцент Феррер Фридрих фон"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Бианки, Винцент Феррер Фридрих фон

Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.