Бианки, Виталий Валентинович

Виталий Валентинович Бианки
Дата рождения:	30 января (11 февраля) 1894(1894-02-11)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	10 июня 1959(1959-06-10) (65 лет)
Место смерти:	Ленинград, СССР
Гражданство:	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Род деятельности:	детский писатель
Годы творчества:	с 1923
Жанр:	детский
Язык произведений:	русский
[www.lib.ru/TALES/BIANKI/ Произведения на сайте Lib.ru]

Вита́лий Валенти́нович Биа́нки (30 января (11 февраля) 1894, Санкт-Петербург, Российская империя — 10 июня 1959, Ленинград, СССР) — советский писатель, автор многих произведений для детей.

Биография

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Его отец — Валентин Львович Бианки (1857—1920) — был учёным и работал в орнитологическом отделении Зоологического музея Академии наук. Известно, что род Бианки в России появился в начале XIX века. Одна ветвь рода имела швейцарские корни, другая — немецкие. Прадед Виталия был известным оперным певцом. Перед турне по Италии по просьбе своего импресарио поменял немецкую фамилию Вайс (нем. weiß означает белый) на Бианки (итальянское bianco тоже означает белый).

Поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петроградского университета.

В молодости играл в футбольных командах Санкт-Петербурга в играх чемпионата города. Выступал за клубы «Петровский» (1911 год), «Нева» (1912), «Унитас» (1913—1915, 1916 весна). Обладатель Весеннего кубка Санкт-Петербурга 1913 года.

В 1916 году Бианки призвали в армию. Он окончил ускоренные курсы Владимирского военного училища и в чине прапорщика был направлен в артиллерийскую бригаду.

В феврале 1917 года солдаты избрали его в Совет солдатских и рабочих депутатов. Вошёл в партию эсеров. Был членом комиссии по охране художественных памятников Царского Села. Весной 1918 года вместе со своей частью оказался на Волге. Летом 1918 года Бианки стал работать в самарской газете «Народ» (издавалась с сентября по декабрь 1918 Агитационным культурно-просветительным отделом эсеровского Комуча).

В связи с наступлением войск Красной армии Бианки эвакуировался из Самары и жил некоторое время в Уфе, Екатеринбурге, затем снова в Уфе, потом в Томске и, наконец, осел в Бийске.

Здесь он был мобилизован в армию Колчака. После дезертирства скрывался под чужой фамилией. В это время он был Виталием Беляниным, студентом Петроградского университета и орнитологом-коллектором Зоологического музея Российской Академии наук. Двойная фамилия Бианки-Белянин осталась у него до конца жизни.

После установления Советской власти в Бийске Бианки стал работать в отделе народного образования по музейной части. Работая в отделе народного образования, был назначен заведующим музеем. Позднее стал также и преподавателем школы имени III Коминтерна.

Бианки был активным участником Бийского общества любителей природы, читал в Алтайском народном университете лекции по орнитологии. Живя в Бийске, организовал две научные экспедиции на Телецкое озеро.

В 1921 году дважды арестовывался ЧК Бийска. К тому же он отсидел 3 недели в тюрьме в качестве заложника. В сентябре 1922 года В. Бианки был предупреждён о возможном аресте, и, оформив командировку, он отправился с семьей в Петроград.

В 1923 году опубликовал свой первый рассказ «Путешествие красноголового воробья», а затем выпустил книжку «Чей нос лучше?» [www.krugosvet.ru/articles/72/1007277/1007277a1.htm].

В конце 1925 года Бианки был снова арестован и приговорен за участие в несуществующей подпольной организации к трём годам ссылки в Уральск. В 1928 году, благодаря многочисленным ходатайствам, в том числе М. Горького, обратившегося к Г. Г. Ягоде, получил разрешение переехать в Новгород, а затем и в Ленинград. В ноябре 1932 года последовал новый арест. Через три с половиной недели он был освобождён «за отсутствием улик».

В марте 1935 года Бианки как «сын личного дворянина, бывший эсер, активный участник вооружённого восстания против советской власти» был еще раз арестован и приговорён к ссылке на пять лет в Актюбинскую область. Благодаря заступничеству Е. П. Пешковой ссылка была отменена, и Бианки был освобождён. С 1924 по 10 июня 1959 года (за исключением ссылок и эвакуации) проживал в Ленинграде по адресу — Васильевский остров, Малый проспект, дом 4.

Во время Великой Отечественной войны из-за болезни сердца не был призван в армию, эвакуировался на Урал, затем вернулся в Ленинград.

В последние годы жизни он тяжело болел. В 1949 году он перенёс инфаркт, затем два инсульта. Системное заболевание сосудов вызывало сильные боли в ногах, почти полностью лишавшие его возможности ходить. 10 июня 1959 года Виталий Валентинович Бианки умер. Похоронен на Богословском кладбище. Надгробие работы скульптора Жермены Меллуп входит в Перечень объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения.

Литературная деятельность

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Книги Бианки раскрывают мир природы, учат проникать в её тайны. Язык лёгкий и красочный, обращён непосредственно к воображению ребёнка.

«Лесная газета на каждый год» (1-е изд., 1928) имеет оригинальную литературную форму: с помощью газетных приёмов — телеграмма, хроника, объявление, фельетон, — дан календарь лесной жизни на каждый месяц. В ней двенадцать глав-номеров — по номеру на каждый месяц. Год начинается с весеннего равноденствия, 1-й месяц — с 21 марта по 20 апреля и так далее. «Лесная газета» выросла из «газетного отдела» журнала «Новый Робинзон», где Бианки из номера в номер вел фенологический календарь природы. При жизни автора «Лесная газета» многократно дополнялась и переиздавалась (9-е изд., 1958). Изображение обложки книги «Лесная газета» 1949 года и упоминание имени автора имеется в тексте БСЭ 2-го издания. В настоящее время (2000-е годы) обычно издаётся в сокращении.

В основном Бианки открывал для себя родную природу на своей даче в Лебяжьем. На даче часто собирались представители научной общественности Петербурга.

Бианки написал более трёхсот рассказов, сказок, повестей и статей, выпустил 120 книг, которые были напечатаны общим тиражом в 40 миллионов экземпляров. В Советском Союзе книги Бианки широко использовались в детских садах и в начальной школе.

Бианки сыграл существенную роль в судьбе детского писателя С. В. Сахарнова. Сахарнов считал Бианки своим учителем. Учеником и последователем Бианки является также Н. И. Сладков.

Вот его некоторые произведения для детей:

• Анюткина утка
• Водяной конь
• Где раки зимуют
• Глаза и уши
• Зеленый пруд
• Как муравьишка домой спешил
• Как я хотел зайцу соли на хвост насыпать
• Красная горка
• Кто чем поёт?
• Кузяр-бурундук и Инойка-медведь
• Кукушонок
• Лесные домишки
• Лесные разведчики
• Люля
• Макс
• Мышонок Пик
• Небесный слон
• Оранжевое горлышко
• Первая охота
• Росянка — комариная смерть
• Рыбий дом (в соавторстве с Анной Акимкиной)
• Снежная книга
• Сова
• Теремок
• Терентий-тетерев
• Хвосты
• Чей нос лучше?
• Чьи это ноги?

Экранизации

• Высокая горка (рисованный мультфильм, 1951 года)
• Оранжевое горлышко (рисованный мультфильм, 1954 года)
• Муравьишка-хвастунишка (рисованный мультфильм, 1961 года)
• Тропой бескорыстной любви (художественный фильм, 1971 года)
• Мышонок Пик (рисованный мультфильм, 1978 года)
• Рысь выходит на тропу (художественный фильм, 1982 года)
• Путешествие муравья (рисованный мультфильм, 1983 года)
• Рысь возвращается (художественный фильм, 1986 года)
• Рысь идёт по следу (художественный фильм, 1994 года)
• Первая охота (рисованный мультфильм, 2006 года)

Сочинения

• Лесные были и небылицы. Первое издание — 1932 год.
• Повести и рассказы, Л., 1959;
• Рассказы и сказки, Л., 1960;
• Лесная газета на каждый год. Первое издание — 1928 год.
• Морской чертёнок

Память

• Имя В. В. Бианки присвоено Бийскому краеведческому музею.
• В его честь названы улицы в городах Москва, Великий Новгород, Ростов-на-Дону, Оса, Боровичи, селе Чарышском.
• Многие общественные детские библиотеки носят имя В. В. Бианки (в Новосибирске, Москве, Нижнем Новгороде, Великом Новгороде, Перми).
• В июле 2008 на добровольные пожертвования жителей в память о Бианки в прибрежной полосе Финского залива, на территории посёлка Лебяжье общей площадью 20,1 га был создан охраняемый природный ландшафт «Поляна Бианки» — первая в России муниципальная ООПТ.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Литература

• Статья "Детская литература" // БОЛЬШАЯ СОВЕТСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ / Б. А. Введенский (главред). — 2-е изд. — М.: Большая советская энциклопедия, 1952. — Т. 14 ("Демосфен - Докембрий"). — 300,000 экз.
• Гроденский Г., Виталий Бианки, М.- Л., 1954;
• Жизнь и творчество В. Бианки. [Статьи, воспоминания, публикации, письма], Л., 1967.
• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>

Александр Валерьевич Кобак, Юрий Минаевич Пирютко. Исторические захоронения на Богословском кладбище // Исторические кладбища Санкт-Петербурга. — 2-е изд., дораб. и испр. — М.: Центрполиграф, 2011. — ISBN 978-5-227-02688-0.

Ссылки

• [kidslitera.ru/index.php?option=com_content&task=category&sectionid=12&id=15&Itemid=76 BiblioГид. О писателях. Бианки]
• [bio.1september.ru/article.php?ID=200100201 А. Горяшко. Детские и взрослые сказки семьи Бианки]
• [shkolazhizni.ru/archive/0/n-15761/ В. Пономарёва. За что Советская власть преследовала детского писателя Виталия Бианки?]
• [irbis.asu.ru/docs/server/publish/1999/grish/bianki3.html Алтайский след в биографии Бианки]
• [www.2day.ru/6234-show.asp Биография]
• [kinderlibrary.wordpress.com/2011/02/11/день-рождения-виталия-бианки/ Биография Виталия Бианки]
• [tvkultura.ru/video/show/brand_id/32799/episode_id/691713 Писатели нашего детства. «Виталий Бианки. Редактор „Лесной газеты“»]. Культура.

Отрывок, характеризующий Бианки, Виталий Валентинович

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери: