Биатлон на зимних Всемирных играх мастеров

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Биатлон сразу был включён в программу первых зимних Всемирных игр мастеров в 2010 году, проходивших в словенском городке Блед. В рамках этих соревнований проводятся индивидуальные, спринтерские и эстафетные гонки среди различных категорий участников.

Так как на зимних Всемирных играх мастеров соревнуются, в том числе, и пожилые спортсмены, правила биатлонных состязаний для них немного изменены Международной ассоциацией игр мастеров. Например, сокращены дистанции гонок, а для спортсменов старше 60 лет нет необходимости везти с собой винтовку всю гонку: они её получают непосредственно на стрельбище, а после проведения стрельбы оставляют там же.

Согласно первоначальной программе первых зимних Всемирных игр мастеров, должны были пройти индивидуальные и спринтерские гонки у мужчин в четырех категориях (от 30 до 39 лет, от 40 до 59 лет, от 60 до 69 лет, от 70 лет и старше), а также у женщин в трёх категориях (от 30 до 39 лет, от 40 до 59 лет, от 60 лет и старше). В эстафете мужчины были разделены на две категории - от 30 до 64 лет, от 65 лет и старше, а среди женщин должна была пройти одна эстафетная гонка, в которой могли бы участвовать все участницы старше 30 лет. Таким образом, всего должно было разыгрываться 17 комплектов наград.

Однако данная программа претерпела существенные изменения. Мужчины и женщины были разделены по 12 категорий согласно их возрасту. Всего было проведено три старта в каждой из гонок: индивидуальной, спринтерской и эстафетной. В каждом старте принимали участие и мужчины, и женщины различных возрастов, однако результаты гонок для соответствующих категорий спортсменов учитывались отдельно.





Первоначально планируемая программа

Мужчины
30-39 лет
Индивидуальная гонка 15 км
Спринт 10 км
40-59 лет
Индивидуальная гонка 10 км
Спринт 7,5 км
60-69 лет
Индивидуальная гонка 7,5 км
Спринт 6 км
70+ лет
Индивидуальная гонка 5 км
Спринт 5 км
30-64 лет Эстафета 3x6 км
65+ лет Эстафета 3x5 км
Женщины
30-39 лет
Индивидуальная гонка 10 км
Спринт 7,5 км
40-59 лет
Индивидуальная гонка 7,5 км
Спринт 6 км
60+ лет
Индивидуальная гонка 5 км
Спринт 5 км
30+ лет Эстафета 3x5 км

Категории спортсменов и итоговые зачёты в фактически проведённых гонках

Возраст Кат. м. Кат. ж. Инд. гонка м. Спринт м. Эстафета м. Инд. гонка ж. Спринт ж. Эстафета ж.
Дист. ФП Дист. ФП Дист. ФП Дист. ФП Дист. ФП Дист. ФП
30-34 M01 F01 12,5 км 9 км 3х6 км 7,5 км 5 км 3х6 км
35-39 M02 F02 12,5 км 9 км 3х6 км 7,5 км 5 км
40-44 M03 F03 10 км 6 км 3х6 км 7,5 км 5 км
45-49 M04 F04 10 км 6 км 3х6 км 7,5 км 5 км
50-54 M05 F05 10 км 6 км 5 км 5 км
55-59 M06 F06 10 км 6 км 5 км 5 км
60-64 M07 F07 7,5 км 5 км 5 км 5 км
65-69 M08 F08 7,5 км 5 км 5 км
70-74 M09 F09 5 км 5 км 5 км
75-79 M010 F010
80-84 M011 F011
85+ M012 F012

Сокращения:

  • Кат. м. - категория у мужчин
  • Кат. ж. - категория у женщин
  • Дист. - дистанция
  • ФП - факт проведения

Места проведения соревнований

Напишите отзыв о статье "Биатлон на зимних Всемирных играх мастеров"

Ссылки

  • [www.imga.ch/ Официальный сайт Международной ассоциации игр мастеров]
  • [www.2010mastersgames.com/WWMG2010_en,,.htm Официальный сайт зимних Всемирных игр мастеров 2010 года]

Отрывок, характеризующий Биатлон на зимних Всемирных играх мастеров



В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.