Биатлон на зимних Олимпийских играх 1960

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Биатлон
на VIII Зимних Олимпийских играх

Олимпиада. Скво-Вэлли
Место проведенияСтадион МакКинни Крик (англ.)
Дата21 февраля 1960
Участников30 из 9 стран
 1964»

В биатлонной программе VIII зимних Олимпийских игр года был разыгран 1 комплект наград. Соревнования проходили 21 февраля 1960 года. Участники бежали индивидуальную гонку с раздельным стартом с интервалом в одну минуту. В гонке приняли участие 30 спортсменов из 9 стран. Четыре огневых рубежа имели мишени на разном расстоянии и были расположены по дистанции неравномерно:

  • 6,5 км — расстояние до мишени 200 метров
  • 9,5 км — расстояние до мишени 250 метров
  • 12,5 км — расстояние до мишени 150 метров
  • 15 км — расстояние до мишени 100 метров.

Зрители на стадионе не могли наблюдать за стрельбой. В ходе гонки результаты каждого биатлониста на огневых рубежах сообщались на стадион по телефону. На Олимпиадах 1960 и 1964 за каждый промах спортсменам начислялось 2 минуты штрафа.



Призёры

Медаль Спортсмен Время Стрельба
Золото Клас Лестандер 1:33:21.6 0+0+0+0
Серебро Антти Тюрвяйнен +36.1 1+1+0+0
Бронза Александр Привалов +1:32.8 0+0+0+3

см. подробнее

Медальный зачёт по странам

Позиция Страна Золото Серебро Бронза Общее число
медалей
1 Швеция Швеция 1 0 0 1
2 Финляндия Финляндия 0 1 0 1
3 СССР СССР 0 0 1 1

Напишите отзыв о статье "Биатлон на зимних Олимпийских играх 1960"

Ссылки

  • [la84foundation.org/6oic/OfficialReports/1960/1960w.pdf Заключительный отчет Организационного Комитета VIII Зимних Олимпийских игр 1960 года в Скво-Вэлли] стр. 118-120  (англ.)

Отрывок, характеризующий Биатлон на зимних Олимпийских играх 1960

– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.