Бибиков, Александр Ильич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Ильич Бибиков

Художник Ф. С. Рокотов, после 1771 года
Дата рождения

30 мая (10 июня) 1729(1729-06-10)

Место рождения

Москва

Дата смерти

9 (20) апреля 1774(1774-04-20) (44 года)

Место смерти

Бугульма

Принадлежность

Россия Россия

Годы службы

17461774

Звание

генерал-аншеф

Награды и премии

Алекса́ндр Ильи́ч Би́биков (30 мая (10 июня) 1729, Москва — 9 (20) апреля 1774, Бугульма) — русский государственный и военный деятель, генерал-аншеф, председатель (маршал) Уложенной комиссии, сенатор; главнокомандующий войсками в борьбе с польскими конфедератами и при подавлении Пугачёвского восстания.





Биография

Происходил из дворянского рода Бибиковых. Сын инженер-генерал-поручика Ильи Александровича Бибикова[1] и его супруги из рода Писаревых, Бибиков получил домашнее воспитание, но после смерти матери и вступления отца во второй брак был отдан на попечение родственницам, монахиням Зачатьевского монастыря в Москве. В пятнадцатилетнем возрасте (1744) был записан в Артиллерийский и инженерный шляхетный кадетский корпус.

Военная и государственная карьера

  • 1746 — получил чин инженер-прапорщика с местом службы в Петербурге.
  • 1748 — переведён в Москву.
  • 1749 — определён к строению кронштадтского канала, под начальством генерала Любераса; переведен подпоручиком в артиллерию.
  • 1751 — пожалован поручиком и аудитором за усердие и «знание наук», так как занимался ещё с 1749 года переводами с французского языка сочинений по своей специальности; женился на княжне Козловской.
  • 1753 — получает первые специальные поручения по службе: одно из них — командировка к русскому посланнику при саксонском дворе для осмотра усовершенствований, введенных в саксонской артиллерии.
  • 1756 — послан в Пруссию, Бранденбург и Померанию для разведки о состоянии войск и провиантских магазинов; участвует в Семилетней войне в чине подполковника 3-им мушкетерским полком.
  • 1758 — произведён в полковники за личную храбрость, проявленную в Цорндорфском сражении.
  • 1759 — ранен в сражении при Франкфурте-на Одере, по занятии этого города исполнял обязанности коменданта.
  • 1761 — во время третьей осады Кольберга 31 августа (11 сентября) отряд Бибикова берёт в плен командира прусского деташемента генерала Варнери, 800 человек пленных и фуры с припасами.

По окончании Семилетней войны был произведён в генерал-майоры и назначен шефом Черниговского пехотного полка. За время войны Бибиков познакомился с полковником Михельсоном, бывшим позднее его продолжателем в деле усмирения Пугачевского бунта, сблизился с братьями Паниными (Никитой Ивановичем и Петром Ивановичем).

Екатерина II неоднократно возлагала на Бибикова ответственные поручения:

Подавление Пугачевского бунта

В ноябре 1773 года сменил генерал-майора Кара на посту главнокомандующего войсками для усмирения мятежа. Бибикову была предоставлена полная свобода в выборе средств для подавления волнений. Согласно указу ему подчинялись все военные, гражданские и духовные власти в крае, охваченном волнением. Среди сопровождавших Бибикова лиц был и поэт Державин, тогда подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка.

На первых порах Бибиков располагал только 1500 кавалеристами и 2500 пехотинцами. Тем не менее даже при столь незначительных средствах, был склонен не только к защите от мятежников, но и к наступательным действиям. Бибиков произвел укрепление своих войск, организовав дворянскую милицию. Казанское дворянство сформировало из своих людей конный вооруженный корпус в 300 человек и взяло его на своё иждивение. Примеру казанского дворянства последовал казанский магистрат, выставивший конный эскадрон гусар, а также дворянство симбирское, свияжское и пензенское. Усмирение Башкирии было поручено подполковнику Лазареву. Командование казанским корпусом принял на себя родственник Бибикова, генерал-майор Ларионов; В марте 1774 года, имея пунктом соединения местность около Оренбурга, силами отрядов генерал-майора Мансурова, генерала-майора князя Голицына, полковника Бибикова, генерал-майора Фреймана была взята Татищевая крепость; 24 марта премьер-майор Михельсон, сменивший Ларионова, освободил от мятежников Уфу. Были освобождены города Челябинск, Екатеринбург и Кунгур. Поражение Пугачева 1 апреля под Бердою освободило Оренбург. Пугачев бежал в Башкирию. Бибикову не удалось, однако, увидеть окончательные результаты своей деятельности. Труды и заботы ослабили его здоровье. Узнав о победе под Бердою, он выехал в Оренбург из Казани. Захворав в пути, он остановился в Бугульме.

Г. Р. Державин
Ода на смерть Бибикова

Он был искусный вождь во брани,
Совета муж, любитель муз,
Отечества подпора тверда,
Блюститель веры, правды друг;
Екатериной чтим за службу,
За здравый ум, за добродетель,
За искренность души его.
Он умер, трон обороняя.
Стой, путник! стой благоговейно.
Здесь Бибикова прах сокрыт.

Чин и награда эти не застали Бибикова в живых.

Награды

Семейное положение

Родная сестра Бибикова, Екатерина Ильинична (1754—1824), в 1776 году вышла замуж за М. И. Кутузова.

Был женат на княжне Анастасии Семёновне Козловской (6.12.1729—4.05.1800), дочери князя Семена Борисовича Козловского. После смерти Бибикова казанское дворянство предложило похоронить его в Казани и установить ему памятник. Но, по желанию вдовы, его прах был перевезен в их костромское имение в Борщёвку и там погребен в склепе. Екатерина II пожаловала супруге и детям Бибикова 2500 душ в Белоруссии, старшего сына произвела в полковники и флигель-адъютанты, второго, десятилетнего Александра, в офицеры гвардии, а дочь во фрейлины.

  • Аграфена Александровна (1755—1812) — фрейлина Екатерины II, была замужем за швейцарцем И. С. Рибопьером, их сын граф А. И. Рибопьер.
  • Павел Александрович (1764—1784) — флигель-адъютант.
  • Александр Александрович (1765—1822) — российский командир эпохи наполеоновских войн, тайный советник, действительный камергер.
  • Илья Александрович (176.—17..)

Напишите отзыв о статье "Бибиков, Александр Ильич"

Примечания

Литература

Ссылки

  • На смерть Бибикова (Державин)
  • [www.vgd.ru/B/bibikov.htm БИБИКОВ (Bibikov)]
  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVIII/1760-1780/Pugachev/Grot/text2.htm Бумаги А. И. Бибикова из материалов для истории Пугачевского бунта]
  • [memoirs.ru/texts/Bibik_PL_RA66_3.htm Бибиков А. И. Письма А. И. Бибикова к А. М. Лунину / Сообщ. М. П. Полуденский // Русский архив, 1866. — Вып. 3. — Стб. 377—388.].
  • [memoirs.ru/texts/Bibik_PV_RA67_4.htm Бибиков А. И. Письмо А. И. Бибикова к кн. М. Н. Волконскому от 26 марта 1774 г. // Русский архив, 1867. — Вып. 4. — Стб. 500—506. — Прилож.: Записка о движении войск в 1774 г. из бумаг И. М. Булгакова.]
  • Державин Г. Р. Ода на смерть генерала-аншефа Бибикова (полностью первоначальный вариант).
  • [www.liveinternet.ru/users/1259518/post103813382 Материалы о А. И. Бибикове]
  • Екатерина II [www.memoirs.ru/rarhtml/Ek2_BIB_RA66_3.htm Письма императрицы Екатерины II к А. И. Бибикову во время пугачевского бунта (1774) / Сообщ. В. И. Ламанским // Русский архив, 1866. — Вып. 3. — Стб. 388—398.]

Отрывок, характеризующий Бибиков, Александр Ильич

– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.