Биби-Ханым

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Биби-ханым»)
Перейти к: навигация, поиск
Мечеть Биби-Ханым
Мечеть Биби-Ханым
узб. Bibi-Xonim masjidi

Вход в мечеть Биби-Ханым
Страна Узбекистан
Город Самарканд
Конфессия Ислам
Строительство 13991404 годы
Координаты: 39°39′38″ с. ш. 66°58′47″ в. д. / 39.66056° с. ш. 66.97972° в. д. / 39.66056; 66.97972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.66056&mlon=66.97972&zoom=12 (O)] (Я)

Мечеть Биби-Ханым (букв. «старшая принцесса») (раннее название — Масжиди джами) (узб. Bibi-Xonim masjidi) — архитектурный памятник 1399—1404 годов в Самарканде, грандиозная соборная мечеть Тамерлана, богато украшенная изразцами, резным мрамором и росписями. Восстановлена из руин в конце XX века. Памятник находится на улице Ташкентская.





Основание мечети

Мечеть была воздвигнута по приказу Тамерлана после его победоносного похода в Индию. Строительство было начато в мае 1399 года. Месторасположение будущей мечети выбирал сам Тимур. В строительстве были задействованы мастера из различных стран: Индии, Ирана, Хорезма, Золотой Орды. К сентябрю 1404 года основная часть комплекса была уже построена. Во дворе мечети могли одновременно молиться 10 тысяч человек.

Согласно легенде, мечеть получила своё название в честь любимой жены Тамерлана[1]. Вернувшись из победоносного индийского похода, Тимур в 1399 г. предпринял строительство соборной мечети для свершения пятничного намаза, которой молва присвоила имя Биби-ханым.

Согласно источникам: «В воскресенье – 4 числа месяца рамадана 801 г. (1399 год нашего летосчисления), искусные инженеры и опытные мастера в час, счастливый и предсказанный по звёздам, положили основание постройке. Двести человек каменотесов из Азербайджана, Фарса, Индостана и других стран работали в самой мечети и 500 человек в горах упорно трудились над обтёсыванием камня и отправкой его в город. Артели мастеров и ремесленников, собравшись со всех концов мира к подножию трона, прилагали каждый насколько в своей области тщательное старание. Для сосредоточения материалов 95 гороподобных слонов доставлены были стран Индии в Самарканд и пущены в дело». Для ускорения работ Тимур поручил надзор над отдельными участками строительства разным царевичам и эмирам, старавшимся расторопностью проявить своё усердие. Портальную арку, основное здание мечети, стены и аркады строили артели мастеров, которых направлял главный строитель, имевший объемную модель сооружения. Об этом рассказывают старые миниатюры.

Всего несколько месяцев следил Тимур за строительством мечети, но вскоре он на целые годы был отвлечен новым военным походом – на этот раз на Османскую империю. Строительство продолжалось без него. Об этом-то периоде народная фантазия и создала несколько легенд.

Легенды

Рассказывали, что жена эмира красавица Биби-ханым задумала к возвращению мужа выстроить ему в подарок мечеть, которой не видывал свет. Были построены минареты, вокруг просторного двора вырос лес беломраморных колонн, и голубой купол соперничал с небесным сводом. Оставалось только замкнуть высокую арку портала. Но молодой архитектор медлил, ибо он любил Биби-ханым, а окончание строительства неизбежно означало вечную разлуку с нею. А царь между тем уже близился к Самарканду и в нетерпении своем слал гонцов. Биби-ханым умоляла строителя продвинуть работы, но тот потребовал невиданную по дерзости награду – права поцеловать царицу. Рассудительная Биби-ханым, сопротивляясь, убеждала его, что женщины все одинаковы, как раскрашенные яйца. В доказательство чего наблюдательная царица послала влюбленному упрямцу целое блюдо разноцветных яиц, советуя очистить их и сравнить, а убедившись, угомониться и поцеловать любую придворную красавицу. Ничто не помогало! И царице пришлось уступить, подставив прелестную щечку. В решительный миг она успела, правда, заслониться рукой (по другим сведениям – подушкой), но жар поцелуя был так силен, что прожег все преграды и оставил пятнышко на розовом лице Биби-ханым. Его-то, вдоволь полюбовавшись новой мечетью, тотчас и приметил вернувшийся повелитель. Кинулись ловить искусителя, а тот, оказалось, сделал крылья и давно улетел. Так – в предании, а в жизни все было иначе. Вернувшись из дальнего похода, Тимур был разъярён тем, что портал его мечети был не столь величествен, как ему хотелось, и, во всяком случае, ниже стоявшего напротив медресе, построенного его главной женой Сарай-мульк ханым, той самой, которую легенда называет Биби-ханым. Почтенной жене Тимура в то время было за шестьдесят, и вряд ли её прелести могли вывести кого-либо из равновесия.

Последний этап строительства

Тимур, посетивший мечеть в сентябре 1404 года, был разгневан и велел казнить вельможу, надзиравшего за строительством. Повелитель приказал разрушить входной портал и выстроить новый. Возле фундамента отрыли ямы, разобрали кладку, чтобы устои потеряли опору и рухнули. Тимур был болен, но он повелел носить себя туда, где шли работы. «Потом он приказывал, – пишет в своем дневнике де Клавихо, – приносить туда варёного мяса и бросать его тем, которые работали в яме, точно как собакам; иногда он сам своими руками бросал мясо и так возбуждал рабочих, что на удивление; иногда же приказывал бросать в ямы деньги. Над этой постройкой также работали день и ночь; она прекратилась, как и работы по проведению улицы, оттого, что начал падать снег». Мощная арка была переброшена над центральным проемом. Огромный двойной купол простирался на сорокаметровой высоте. Двор с колодцем окружал целый лес колонн, строившихся в четыре и девять рядов. В их тени расстилали свои коврики во время полуденного пятничного намаза десятки тысяч правоверных.

В широком и теперь действительно грандиозном портале, отделанном резным мрамором, были укреплены литые из семи металлов, где было золото и серебро, полотнища ворот. Когда их отворяли, тонкий металл вибрировал, и звон его вторил призывам, летящим с минаретов.

Из-под главного купола, где свет бесчисленных светильников и люстр не мог рассеять вечный сумрак, со ступенчатого минбара несся мерный голос имама, читавшего священные суры Корана. Недаром говорил Шериф-ад-дин-ал-Язди: «Если ты ищешь сравнения для арки её максуры, ничего нельзя сказать, кроме как – Млечный путь и небесный свод. Купол был бы единственным, если бы небо не было его повторением, и единственной была бы арка, если бы Млечный путь не оказался её парой. Звук огромных врат её, составленных из сплава семи металлов, призывает молящихся семи климатов в дом ислама. Блеск от сияния букв и слов суры «Пещера» и других чудесных стихов Корана на стенах её» [2]

От дополнявшего Биби-Ханым медресе Сарай-мульк ханым сохранился угловой восьмигранный мавзолей с изразцовым и расписным декором.

Мечеть имеет дворовую композицию (78х64 м). По главной оси прямоугольного двора расположены парадный портал входа и в глубине основной купольный объём — помещение мечети. На поперечной оси двора находятся два одинаковых портально-купольных здания. Все эти 4 основных объёма объединены многокупольной галереей на 400 каменных колоннах.

Здания мечети были в значительной степени отреставрированы в годы независимости Узбекистана.

Напишите отзыв о статье "Биби-Ханым"

Примечания

  1. Биби-ханым // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Халаминский Ю. [artislam.org.ua/iskusstvo-islama/mechet-bibi-xanym-v-samarkande-legendy-timuridskogo-vremeni.html Дорогами легенд]. – М.: Сов. художник, 1967. – С. 125-128, 13)

Фото

Соборная мечеть Тимура Мавзолей Портал Пюпитр

Ссылки

  • [www.samarkand-foto.ru/articles/2007-04-12.php Соборная мечеть Биби-Ханым]
  • [www.samarkand-foto.ru/categories.php?cat_id=18 Самарканд в фотографиях. Альбом «Соборная мечеть Биби-Ханым»]
  • [www.advantour.com/rus/uzbekistan/samarkand/bibi-hanim.htm Биби-Ханым, Самарканд]
  • [artislam.org.ua/iskusstvo-islama/mechet-bibi-xanym-v-samarkande-legendy-timuridskogo-vremeni.htm Биби-Ханым: мечеть в Самарканде времен Тимура]

Отрывок, характеризующий Биби-Ханым

– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.