Библиография Михаила Булгакова
Поделись знанием:
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Михаи́л Афана́сьевич Булга́ков (3 [15] мая 1891, Киев — 10 марта 1940, Москва) — украинский советский писатель, драматург и театральный режиссёр. Автор романов, повестей, рассказов, фельетонов, пьес, инсценировок, киносценариев и оперных либретто.
Содержание
Собрания сочинений
- Собрание сочинений в 10 томах. - М., Голос, 1995 (без № тома на обложке, вышли тома 1-3).
- Собрание сочинений в 6 книгах. - СПб., Лисс, 1993
- Собрание сочинений в 4 томах. - М., Алфавит, 1992 (вышел только 1 том)
- Собрание сочинений в 5 томах. - М., Художественная литература, 1992
- Собрание сочинений в 5 томах. - М., Художественная литература, 1989-1990
- Собрание сочинений в 10 томах. - Анн Арбор, Ардис.
- Избранные произведения в 2 томах. - М., Антиква, 1991
- Избранные произведения в 2 томах. - Минск, Мастацкая литература, 1990
- Избранные произведения в 2 томах. - Киев, Днипро, 1989
- Избранные сочинения в 3 томах. - М., 1996
- Избранные сочинения в 2 томах. - М., Наташа, 1996
Повести, романы, рассказы
Год | Опубликован | Жанр | Название | В | Примечание |
---|---|---|---|---|---|
1922 | 1922 | повесть | Похождения Чичикова | → | |
1924 | 1925 | роман | Белая гвардия | → | |
1923 | 1924 | повесть | Дьяволиада | → | |
1922 | 1922 | повесть | Записки на манжетах | → | |
1922 | 1922 | рассказ | № 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна | → | «Красный журнал для всех», 1922, № 2 |
1922 | рассказ | Арифметика | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | В ночь на 3-е число | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | В театре Зимина | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Как он сошёл с ума | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Каэнпе и капе | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Красная корона | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Налёт. В волшебном фонаре | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Необыкновенные приключения доктора | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Ноября 7-го дня | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Остерегайтесь подделок! | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Птицы в мансарде | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Рабочий город-сад | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1922 | рассказ | Советская инквизиция | → | сборник «Заметки и миниатюры» | |
1923 | рассказ | Китайская история. 6 картин вместо рассказа | → | ||
1924 | рассказ | Воспоминание… | → | посвящён смерти Ленина | |
1924 | рассказ | Ханский огонь | → | ||
1924 | 1925 | повесть | Роковые яйца | ||
1925 | рассказ | Полотенце с петухом | → | цикл «Записки юного врача» | |
1925 | рассказ | Крещение поворотом | → | цикл «Записки юного врача» | |
1925 | рассказ | Стальное горло | → | цикл «Записки юного врача» | |
1925 | рассказ | Вьюга | → | цикл «Записки юного врача» | |
1925 | рассказ | Тьма египетская | → | цикл «Записки юного врача» | |
1925 | рассказ | Пропавший глаз | → | цикл «Записки юного врача» | |
1925 | рассказ | Звёздная сыпь | → | цикл «Записки юного врача» | |
1925 | рассказ | Богема | → | ||
1925 | 1925 | рассказ | Праздник с сифилисом | → | юмористический рассказ |
1925 | 1987 | повесть | Собачье сердце | ||
1926 | 1926 | рассказ | Бубновая история | → | |
1926 | 1926 | рассказ | Я убил | → | цикл «Записки юного врача» |
1926 | 1926 | рассказ | Морфий | → | |
1926 | 1926 | рассказ | Трактат о жилище | → | сборник «Трактат о жилище» |
1926 | 1926 | рассказ | Псалом | → | сборник «Трактат о жилище» |
1926 | 1926 | рассказ | Четыре портрета | → | сборник «Трактат о жилище» |
1926 | 1926 | рассказ | Самогонное озеро | → | сборник «Трактат о жилище» |
1929-1940 | 1966, полностью в 1973 | роман | Мастер и Маргарита |
Публицистика и фельетоны
- Благим матом (1925)
- Богема (1925)
- Братский подарок немецких рабочих (1922)
- Брачная катастрофа (1924)
- Бубновая история (1926)
- Буза с печатями (1925)
- Бурнаковский племянник (1924)
- Бывший Зингер. Гос. механический завод в Подольске (1922)
- В кафэ (1920)
- В обществе и свете (1924)
- В театре Зимина. Наброски карандашом (1923)
- В школе городка III Интернационала (1923)
- Вагонно-ремонтный завод московского трамвая (1922)
- Война воды с железом (очерк, 1924)
- Волчки на колёсах (1922)
- Восстановите платформу! (1925)
- Гениальная личность (1925)
- Гибель Шурки-уполномоченного. Дословный рассказ рабкора (1924)
- Глав-полит-богослужение (1924)
- Горемыка-Всеволод. История одного безобразия (1925)
- Государственный завод минеральных и фруктовых вод № 1 (1922)
- Громкий рай (1926)
- Грядущие перспективы (1919)
- Двуликий Чемс (1925)
- Дело идёт (Рабочая газета, М., 11 августа 1922)
- Дело расширяется (Рабочая газета, М., 22 августа 1922)
- День нашей жизни (Накануне, Берлин — М., 2 сентября 1923)
- Детский рассказ (Советский артист, М., 1 января 1939)
- Динамит!!! (Гудок, М., 30 сентября 1925)
- Допрос с беспристрастием (Гудок, М., 9 августа 1924)
- Дрожжи и записки (Гудок, М., 30 июля 1925)
- Дьяволиада. Повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя (Недра, М., март 1924, № 4)
- Египетская мумия. Рассказ члена Профсоюза (Смехач, Л., 10 сентября 1924, № 16)
- Желанный платило (Гудок, М., 10 декабря 1924)
- Заколдованное место (Гудок, М., 9 января 1925)
- Залог любви (Гудок, М., 12 февраля 1925)
- Запорожцы пишут письмо турецкому султану (Гудок, М., 3 июня 1925)
- Заседание в присутствии члена (Гудок, М., 17 июля 1924)
- Звёздная сыпь (Медицинский работник, М., август 1926, № 29, № 30)
- Звуки польки неземной (Гудок, М., 19 ноября 1924)
- Знаменосцы грядущих боев. День 3-го сентября (Рабочая газета, М., 5 сентября 1922)
- Золотистый город (Накануне, Берлин — М., сентябрь—октябрь 1923)
- Библифетчик (фельетон, 1924)
- Беспокойная поездка. Монолог начальства. Не сказка, а быль (фельетон, 1923)
- Безобразия на заводе «Яриг» (фельетон, 1922)
- Аптека (фельетон, 1925)
- Автоклавы нужно получить, а корпус достроить (фельетон, 1922)
- Акафист нашему качеству (фельетон, 1926)
- Американские рабочие отдают нам свой труд (фельетон, 1922)
- Банан и Сидараф (фельетон, 1924)
- Банщица Иван (фельетон, 1925)
- Белобрысова книжка. Формат записной (фельетон, опубликован в Берлине в 1924 году)
- Брачная катастрофа (фельетон, 1924)
- Воспаление мозгов (фельетон, 1926)
- Летучий голландец (фельетон, 1926)
- Паршивый тип (фельетон, 1926)
- Говорящая собака (фельетон, 1924)
- Двуликий Чемс (рассказ)
- Залог любви (рассказ)
- Звуки польки неземной (рассказ)
- Золотые корреспонденции Ферапонта Ферапонтовича Капорцева (фельетон, 1926)
- Золотистый город (рассказ)
- Игра природы (рассказ)
- Как Бутон женился (рассказ)
- Кондуктор и член императорской фамилии (рассказ)
- Колесо судьбы (рассказ)
- Мадмазель Жанна (рассказ)
- Мертвые ходят (рассказ)
- Москва краснокаменная (рассказ)
- Они хочуть свою образованность показать...
- О пользе алкоголизма (рассказ)
- Площадь на колесах (фельетон, 1926)
- Под стеклянным небом (рассказ)
- Приключения покойника (рассказ)
- Просвещение с кровопролитием (рассказ)
- Путевые заметки (рассказ)
- Работа достигает 30 градусов
- Самоцветный быт (фельетон, 1926)
- Смычкой по черепу
- Сорок сороков («Накануне», 1923)
- Спиритический сеанс
- Стенка на стенку (рассказ)
- Столица в блокноте (рассказ)
- Таракан (рассказ)
- Угрызаемый хвост (рассказ)
- Целитель (рассказ)
- Черный маг
- Шансон д'этэ
- Шпрехен зи дейтч?
- Был май...
- Вода жизни (фельетон, 1926)
- Грядущие перспективы (фельетон, 1919)
- В кафе (фельетон, 1920)
- Неделя просвещения (фельетон, 1921)
- Торговый ренессанс (фельетон, 1922, (в СССР опубликован в 1988 году))
- Чаша жизни (фельетон, 1922
- Бенефис лорда Керзона (фельетон, опубликован в Берлине в 1923 году)
- День нашей жизни (фельетон, 1923)
- Московские сцены (фельетон, 1923)
- Комаровское дело (фельетон, 1923)
- Киев-Город (фельетон, 1923)
- Лестница в рай (фельетон, 1923)
- Часы жизни и смерти (очерк, посвящённый смерти Ленина, 1924)
- В часы смерти (очерк, посвящённый смерти Ленина, 1924)
- Египетская мумия (фельетон, 1924)
- Москва 20-х годов (фельетон, 1924)
- Путешествие по Крыму (очерк, 1925)
- Письмо М. А. Булгакова правительству СССР (открытое письмо, 1930)
Напишите отзыв о статье "Библиография Михаила Булгакова"
Примечания
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Библиография Михаила Булгакова
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.