Библиотекарь (роман)
| Библиотекарь | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: |
2007 |
| Издательство: | |
|
[book-online.com.ua/read.php?book=7030&page=1 Электронная версия] | |
«Библиотекарь» — роман русского писателя Михаила Елизарова, опубликован в издательстве «Ad Marginem» в 2007 году, лауреат «Русского Букера» за 2008 год.
Замысел и реализация идеи
О возникновении замысла автор сказал так: «Я жил в крошечной деревне, в 100 км от Мюнстера. В деревне была бойня, где три раза в неделю забивали свиней. И три раза в неделю везде чудовищно пахло, можно было сойти с ума от запаха. Вечером, когда накатывал шквал этого запаха, я бросался запирать окна. И в один из этих вечеров возникла идея „Библиотекаря“, я сел и тут же написал первую главу. Стимулом стало мертвое свиное мясо. Почему именно оно — не поддается логике»[1]. «Я всегда с большим теплом вспоминал своё советское детство. Как бы мне ни пытались в течение многих лет доказать, что это всё неправда, что на самом деле я жил плохо, родители мои жили неправильно, вся моя страна жила неправильно, и победили мы Великой Отечественной войне не благодаря, а вопреки, — меня это страшно раздражало!.. И мне захотелось поговорить о той стране, где существовали какие-то другие ценности. Где практиковалась почти платоновская метафизика: важна была идея, а не её материальное воплощение. Выбор был между хлебом белым и чёрным… Это на самом деле дико правильно, потому что выбор должен быть аналоговым: „да“ или „нет“… А главное — это „быть“ или „не быть“. Это основной экзистенциальный выбор, который ты делаешь каждый раз»[2]. «Я ничего не романтизирую, не ностальгирую. Конкретно в тексте Советского Союза нет, там есть просто человеческие отношения, которые связаны с теми идеалами, которые продвигала советская культурная эстетика. Это та достойная форма поведения, которая при нынешнем капиталистическом строе совершенно утеряна. Сейчас же кризис не только финансовый, но и человеческий. А критики цепляются к деталям, пытаются запихнуть текст в жанр пародии — им так легче, с постмодернизмом-то»[3].
Фантастические элементы в романе Михаил Елизаров объяснил следующим образом: «Все эти элементы, мистические или сказочные, использую как некие ферменты, облегчающие пищеварение. У меня есть идея, которую я собираюсь сообщить, и, если её представить в чистом, голом виде, она может показаться неинтересной и быть отторгнутой»[1].
Критика
Роман «Библиотекарь» и последующее присуждение ему премии «Русский Букер» вызвало длительные и бурные дискуссии среди литераторов[4]:
- По мнению критика Виктора Топорова роман «Библиотекарь» — «философская притча с элементами фантастики и сильным подражанием Владимиру Шарову („Репетиции“!) и отчасти Владимиру Сорокину… он пытается переписать заведомо бесчеловечную антиутопию так, чтобы она — вопреки здравому смыслу, да и просто вопреки всему, — превратилась в проникнутую „нас возвышающим обманом“ утопию»[5]. Топоров заявлял: «Присуждение Букера роману „Библиотекарь“ Михаила Елизарова — это прорыв и выход из болота толстожурнальной литературы»[4].
- Антон Нечаев написал, что «„Библиотекарь“ — книга Хорошего Стиля, исполненного простоты и достоинства»[6].
- Роман Арбитман характеризует «Библиотекарь» как «произведение, проникнутое какой-то истерической ностальгией по канувшей в небытие советской Атлантиде»[7]. «Низкопробный фашистский трэш», — так отозвался о «Библиотекатере» член Букеровского комитета Александр Кабаков[8].
- По мнению Аллы Латыниной «в вину Елизарову (а кто и в заслугу) ставят актуализацию советского мифа, романтизацию СССР, реабилитацию соцреализма и всего советского, канонизацию советского прошлого и так далее… Но… я все же скажу, что получилось у него нечто противоположное… В общем — роман местами неплох, но растянут, переполнен однотипными сценами сражений, перегружен мельтешащими персонажами, подпорчен нелепым финалом. Это никакой не трэш — это литература. Прочесть — стоит. На Букера не тянет»[9].
См. также
Напишите отзыв о статье "Библиотекарь (роман)"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.chaskor.ru/article/mihail_elizarov_russkij_pisatel_-_inostranets_v_rossii_1564 Михаил Елизаров: «Русский писатель — иностранец в России…»]
- ↑ [journalisti.ru/?p=36927 Михаил Елизаров: «Я не пытаюсь манипулировать сознанием читателя»]
- ↑ [admarginem.ru/etc/272/ Михаил Елизаров о «Библиотекаре»]
- ↑ 1 2 [www.chaskor.ru/article/zamah_elizarova_1681 Виктор Топоров. Замах Елизарова. Букер больше не будет зомбировать население упрощенными ценностями]
- ↑ [vz.ru/columns/2007/7/14/94245.html Виктор Топоров: Мед и деготь истории]
- ↑ [admarginem.ru/etc/2968/ Антон Нечаев на страницах «Литературной России» о «Библиотекаре» Михаила Елизарова: ЕЛИЗАРОВЕЦ]
- ↑ [www.profile.ru/article/pravo-na-trup-72406 Право на труп | Информационно-аналитический портал ПРОФИЛЬ | PROFILE.RU]
- ↑ [www.chaskor.ru/article/tovarishch_laureat_1580 Товарищ лауреат :: Частный Корреспондент]
- ↑ [magazines.russ.ru/novyi_mi/2009/4/la13.html Алла Латынина. Случай Елизарова]
Отрывок, характеризующий Библиотекарь (роман)
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
