Библиотека Лейденского университета

Библиотека Лейденского университета
Библиотека университета Лейден, главное здание
Адрес	Нидерланды, Лейден, Witte Singel 27
Основана	1575 год
Фонд
Состав фонда	книги, периодические издания, ноты, рукописи, звукозаписи, изоиздания, картографические издания, электронные издания, научные работы, документы и др.
Объём фонда	5,200,000 томов, 1,000,000 электронных книг, 20,000 нынешних сериалов, 40,000 электронных журналов, 60,000 восточных и западных рукописей, 500,000 писем, 100.000 карт, 100 000 эстампов,12,000 рисунков, 300,000 фотографий
Доступ и пользование
Условия записи	По студенческому билету, абонементу или удостоверению личности
Другая информация
Директор	Kurt De Belder
Веб-сайт	[bibliotheek.leidenuniv.nl heek.leidenuniv.nl]

Библиотека Лейденского университета — это библиотека, которая была основана в 1575 году в Лейдене, Нидерланды. Её роль расценивают, как сыгравшую значительную роль в развитии европейской культуры: она является частью небольшого числа культурных центров, что дало вектор направлению развития и распространения знания в период Эпохи Просвещения. Это было возможным, в частности, благодаря присутствию уникальной коллекцией источников и ученых умов.

История

«единственное мое развлечение — книги и несколько очень красивых картин и рисунков»

Николай Борисович Юсупов, письмо А. Б. Куракину

Нидерландское Восстание XVI-ого века стало поворотным моментом истории целого народа и страны. Оно стало предпосылкой становления новой страны, новой религии, нового уклада жизни. Революция носила характер буржуазной, с отходом от религиозного восприятия мира и перехода к промышленному укладу. В связи с эти, стал вопрос о подготовке кадров не теологического направления, а технически-промышленного. Скоро, потребность в центре накопления и передачи знания, посредством обучения, привело к тому, что Вильгельм I Оранский аккумулировал все усилия и ресурсы для создания такого места. В 1575 Европе на обозрение был предоставлен Лейденский университет, который стал первым высшим учебным заведением страны. Фундаментом основы его библиотеки стали фонды из конфискованного католического монастыря, располагавшегося поблизости.

В то время, когда университет расширялся, стал вопрос о незамедлительном создании библиотеки около лекционных залов, а не просто книгохранилища в подвальных помещениях. Первая книга, фундаментальной важности, была «Biblia Polyglotta», напечатанная Христофором Плантеном (Christoffel Plantijn), подарок Вильгельма I Оранского библиотеке в 1575. Предоставление этой книги расценено как основа, на которой библиотека построена (fundamentum locans futurae aliquando bibliothecae). Библиотека стала доступной для использования в текущем здания университета 31 октября 1587 года.

В 1595 году появился Nomenclator — первый библиотечный каталог Лейденского университета, ровно так же, как и первый библиотечный печатный каталог в мире. Публикация каталога совпала с перемещением библиотеки на верхний этаж Faliede Bagijnkerk (сейчас Rapenburg 70) рядом с Theatrum Anatomicum, где и находилась до 1983 года. В 1864 году полная копия алфавитного каталога книг с 1575 по 1860 год была закончена, но она никогда не был напечатана, читатели пользовались им вплоть до 1988 года. Читатели могли обращаться с буквенными и систематическими регистрами библиотеки в форме связанных каталожных карточек, известных как Leidse boekjes. Этот каталог оставался основной системой каталогизации для библиотеки вплоть до 1963 года. В 1983 библиотека переехала на Witte Singel, в новом здании построенное архитектором Бартом ван Кэстилом (Bart van Kasteel), где она размещается и поныне.

Йохан Реммес де Грут (Johan Remmes de Groot), 22-ой библиотекарь Лейденского университета, взял на себя инициативу воплотить в жизнь программу PICA (Нидерландская программа автоматизации библиотечный каталогов). Программа PICA была запущена в 1969 году. Впоследствии, эта программа была куплена в 2000 году некоммерческой компанией OCLC (Online Computer Library Center, Inc.). Первый проект автоматизации в библиотеке Лейдена начался в 1976 году. Было проработано более 400 000 источников через программу PICA, которое привело в течение нескольких лет к новому ресурсу каталога, который частично заменил известный Лейденский библиотечный каталог карточек (Leidse boekjes).

Сегодня библиотека Лейденского университета, кроме непосредственного доступа к опубликованной информации, занимается поддержкой использования, оценки и доступности научной информации во всех её видах. Библиотека Лейденского университета сотрудничает с другими организациями национального и международного уровня, по вопросам внедрения новшеств в данной области. Библиотека участвует в программе DAREnet (Digital Academic Repositories), а также European Union DRIVER-II и OAPEN. По праву можно говорить о том, что библиотека Лейденского университета является главной в Нидерландах, играет весомую роль среди библиотек стран Европы и является частью мирового культурного наследия.

Структура библиотеки

• Главное здание библиотеки Лейденского университета (Witte Singel 27, Leiden);
• Западно-Азиатская библиотека Лейденского университета (Arsenaalstraat 1, Leiden);
• Библиотека права Лейденского университета (Steenschuur 25, Leiden);
• Библиотека общественных и поведенческих наук Лейденского университета (Wassenaarseweg 52, Leiden);
• Библиотека математики и естественных наук им. Давида ван Горле Лейденского университета (Einsteinweg 55 & Niels Bohrweg 1, Leiden);
• Библиотека Учебного Центра кампуса Гааги (Schouwburgstraat 2, The Hague);
• Библиотека Королевского нидерландского Института исследований Юго-Восточной Азии и Карибского бассейна.

Коллекции библиотеки

Западные рукописи

Коллекции западных рукописей представлены и содержат все западные рукописи (включая 2,500 средневековых рукописей и фрагментов рукописей и 25 000 современных), 300,000 писем, архивов и 3000 аннотированных гравюр университетской библиотеки, в том числе в архив университета. Среди прочих, стоит упомянуть — сочинение «Тарих-и-Шейх-Увейс» («История Шейх-Увейса») неизвестного автора. Она содержит всеобщую историю от сотворения мира до Шейх-Увейса из династии Джелаиридов (правили Ираком и Азербайджаном), которому она и посвящена. Единственная известная рукопись находится в библиотеке Лейденской академии (№ 2635, Warn, 341).

Западные печатные работы

Коллекции западных печатных трудов содержат материалы напечатанных до 1801 года (в том числе 700 инкунабул) и редкие и драгоценные произведения после 1801 года. В течение четырёх веков коллекция была расширена за счет имущества, переданного по наследству, подарков и приобретенных коллекции от ученых. Кроме того, Библиотека Лейденского университета получила копию каждой книги, которые издавались под разного рода привилегиями в Нидерландах. Коллекция также включает больше чем 100 000 печатных работ, из библиотеки Maatschappij, фонды которой были переданы на постоянное хранение с 1876 года. В середине XIX века, в Фондах библиотеки была найдена копия Иерусалимского Талмуда (Leiden Jerusalem Talmud) написанного разными раввинами в период со II по IV века (Jerusalem Talmud). В период с 1523—1524 годов в Венеции, голландец Даниэль Бомберг напечатал первую европейскую копию Иерусалимского Талмуда. Впоследствии она попала к Жозефу Жюсту Скалигеру, который преподавал в Лейденском университете и передал книгу библиотеке, где впоследствии она и была обнаружена. Заслуживает внимания произведение «Деяний архиепископов гамбургской церкви» Адама Бременского, немецкого хрониста второй половины XI в. В книге рассмотрены некоторые аспекты истории Гамбург-Бременского архиепископства в эпоху северных миссий IX в., история проникновения христианской религии в средневековую Скандинавию. В приложении опубликованы переводы нескольких важных латиноязычных источников, освещающих христианизацию Скандинавии. Один их этих кодексов храниться в библиотеке Лейденского университета

Коллекция Bodel Nijenhuis

Коллекция Bodel Nijenhuis содержит главным образом старинные карты, атласы, топографические печатные издания и рисунки. Большая часть коллекции была получена как наследство от J.T. Bodel Nijenhuis. Адвокат Йоханнс Тибериус Бодель Ньенхус (1797—1872), директор издательства Luchtmans, в течение 25 лет был членом Maatschappij der Nederlandse Letterkunde (Общество голландской литературы), а также страстным коллекционером картографического и топографического материала. Коллекция содержит 50 000 карт (из которых 3 000 с зарисовками), 300 атласов, 22 000 топографических печатных изданий, 15 500 портретов, 1 600 рисунков и архив Юссуфа Камала «Памятники картографии Африки и Египта» (Youssouf Kamal’s Monumenta Cartographica Africae et Aegypti). Коллекция содержит материалы на голландском, латыни, немецком, французском и английском языках.

Восточные Коллекции

Изучения культуры Востока, с самого начала, имела важнейшее значение для нового университета. Богословы изучали Семитские языки, толковали смысл Библии. Политические и коммерческие интересы побудили новую Голландской Республику наладить отношения с её «вчерашними» врагами", среди которых была и Османская империя. В ходе своей политики экспансии, Голландская Республика обеспечила себе доминирование на территории Индонезийского архипелага и на других территориях Юго-Восточной Азии. В Японии, голландские купцы представляли торговые интересы: как свои собственные, так и других европейских стран. В течение четырёх столетий бесчисленное множество рукописей, печатных книг и фотографий, посвященных Востоку и востоковедению — нашли свой путь в библиотеку Лейденского университета. Востоковедение по-прежнему пользуется популярностью в университете и в наши дни. Восточная коллекции продолжает пополняться, чтобы удовлетворять потребности национального и международного научного сообщества. Восточная коллекции библиотеки Лейденского университета известна как Legatum Warnerianum (Warner’s Legacy). Немец по происхождению Levinus Warner (1619—1665) был послом Голландской Республики при Константинополе, чья личная коллекция из 1000 ближневосточных рукописей — формирует ядро современной Восточной коллекции. Известные материалы, которые были им переданы в архивы библиотеки Лейденского университета:

• Dissertatio, qua de vitae termino, utrum fixus sit, an mobilis, disquiritur ex Arabum et Persarum scriptis, Amsterdam, 1642.

• Compendium historicum eorum quae Muhammedani de Christo et praecipuis aliquot religionis Christianae capitibus tradiderunt, Leiden, 1643.

• Proverbiorum et Sententiarum Persicarum centuria, Leiden, 1644.

• Epistola valedictoria in qua inter alia de stylo historiae Timuri, Leiden, 1644.

• The Ring of the Dove (Arabic: Ṭawq al-Ḥamāmah) written in 1022 by Ibn Hazm.

Восточная коллекция, в настоящее время, содержит около 30,000 рукописей и 200,000 печатных книг по различным темам — от археологии до Зороастризма, а в языках — от арабского до языка Зулу.

Библиотека Thysiana

Библиотека Thysiana в Лейдене была основана по завещанию молодого голландского юриста Johannes Thysius в 1653 году. Это единственная голландская коллекция книг XVII века, который находится в первоначальном здании — построенной для них библиотеке. Сборник содержит около 2500 книг и несколько тысяч брошюр на самые разные темы. Жизнь Johannes Thysius была недолгой. Стоит отметить, что в оговорённом им завещании было указано, что его библиотека должна быть сохранена в качестве «общественного блага для изучения». Помимо книг, которые он завещал, были выделены деньги на содержание библиотеки, а также на постройку небольшой библиотеки неподалёку общежития для бедных студентов-богословов Валлонского происхождения. Библиотека Thysiana уникальна по нескольким причинам. Это единственный голландский пример здания XVII века, специально спроектированного для обустройства библиотеки. Публичные библиотеки того времени, как правило, размещались в уже существующих зданиях, таких как бывшие католические храмы или часовни. Библиотека Thysiana — самый яркий пример голландской архитектуры классицизма в Лейдене. Помимо здания, библиотека является уникальной и в том, что была создана из частного книжного собрания ученого. Таким образом, она дает представление о литературных предпочтениях голландских ученых-гуманистов того времени. Известными книгами Библиотеки Thysiana являются:

• Disputationum theologicarum repetitarum prima. De vera theologia. / Bruno, Jacobus, 1597;

• Disputationum theologicarum repetitarum trigesima tertia. De indvlgentiis et pvrgatorio. / Pannelius, Gerson, 1599;

• Notæ in Politicos Aristotelis priores libros, egregiis doctrinis ac sententiis refertos … / Calvinus, Johannes, 1595;

• De Hollandsche groet aen den Prinsse van Oranien over de zeghe vanden iare CIƆ IƆ XXIX / Hooft, P.C., 1630;

• Experimenta nova anatomica /Pecquetus, Joannes, 1651

Общество голландской литературы

Известное также как MNL «Maatschappij der Nederlandse Letterkunde». Было основано в Лейдене в 1766 году с целью содействия изучению голландских исторических лингвистических дисциплин. Это общество интегрировалось в библиотеку Лейденского университета в 1876 году, и с 1999 года является основой для DBNL (цифровой онлайн-библиотеки голландского языка). Целью была инициатива по созданию открытого онлайн-доступа к архиву величайших произведений в истории голландской литературы. Общество проводит регулярные встречи в Лейдене на разного рода литературные темы, а также по научным дисциплинам. Аналогичное общество по изучению научных дисциплин было основано в Харлеме в 1752 году. Оба общества и в наше время проводят конкурсы и вручают призы за достижения.

Зал гравюр и эстампов

Основанный в 1822 году, Зал гравюр и эстампов обладает художественными работами с XVI-го столетия и до настоящего момента. Здесь можно найти произведения времен итальянского Ренессанса с мифологическими сценами , дагерротипы, крупнейшую коллекции портретов в Нидерландах, стереографию или работы голландских пейзажистов таких, как Рембрандт. В настоящее время собрание составляет: приблизительно 12 000 рисунков, около 100 000 печатных изданий и приблизительно 80 000 фотографий, с акцентом на голландское искусство. Среди рисунков и печатных изданий можно найти работы известных голландских художников, таких как: Хендрик Гольциус, Claes Jansz. Visscher, Рембрандт, Корнелис Трост, Якоб Марис, Ян Тороп и др. Также следует отметить работы видных художников из других европейских школ живописи: Уильям Хогарт, Жак Калло, Джованни Антонио Каналь, Альбрехт Дюрер. Коллекция фотографий состоит из самых ранних в истории и до настоящего момента. Коллекция имеет примеры фактически каждого голландского фотографа, от анонимных или первых (Piet Zwart, Paul Citroen, Ed van der Elsken) — до современных, таких как, Erwin Olaf или Hendrik Kerstens.

Институт Скалигера

Институт Скалигера был основан в 2000 году. Его основной задачей является стимуляция и облегчение использование специальных коллекций в преподавательской и исследовательской деятельности. Для этого Институт предлагает выгодные условия для работы и экспертизы, организовывает лекции, симпозиумы, мастер-классы и специальные курсы, предоставляет стипендии для младших и старших ученых из Нидерландов и других стран, желающих работать в Лейдене в течение длительного периода. Институт был назван в честь Иосифа Юстуса Скалигера (1540—1609). С 1593 года Иосиф Скалигер отправляется в Нидерланды, где и проводит остаток жизни в университете Лейдена и своей деятельностью способствует расцвету филологии в Нидерландах. Он наиболее известный ученый в первые годы существования Лейденского университета и библиотеки, почитается как, великий благодетель библиотеки по причине дарения, на момент его смерти, его уникальной коллекции рукописей и всех его восточных книг. Некоторые из трудов Скалигера, сейчас, также находятся в этом Институте:

• Thesaurus temporum (Сокровищница времён, Лейден, 1606);

• De re nummaria (О монетном деле, Лейден, 1606).

Коллекция Королевского нидерландского Института исследований Юго-Восточной Азии и Карибского бассейна (KITLV)

Коллекция Королевского нидерландского Института исследований Юго-Восточной Азии и Карибского бассейна была основана в 1851 году и состоит из выдающихся коллекций из Юго-Восточной Азии (особенно Индонезии) и Карибского бассейна (особенно Суринам, Аруба и Нидерландские Антильские острова). Сборник содержит около 1 млн. — в основном постколониальных книг и специальных коллекций, в том числе 150 000 оцифрованных исторических фотографий, карт, гравюр и уникальных архивов. С 1 июля 2014 года Сборник был переведен из Королевской нидерландской академии искусств и наук в библиотеку Лейденского университета. Также стоит отметить, что коллекция этой секции была пополнена в 2013 году после закрытия Королевского тропического Института в Амстердаме. Экспозиция пополнилась следующим: уникальными материалами наследия и исторических публикаций о голландской ост-Индии (80 %), Суринам и нидерландские Антильские острова (20 %), где рассматриваются все значимые аспекты сельского хозяйства, экономики, культуры, правительства, антропологии и истории. Также в фонды библиотеки вошли коллекции из около 25 000 книг и брошюр, 3 300 журналов, 11 500 карт и 150 атласов.

Международная значимость

Два документа из фондов библиотеки включены в программу Организации Объединённых Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) по защите всемирного документального наследия. В рамках этой программы с 1997 года ведутся реестры документального наследия (на международном, региональном и национальном уровнях). Включение памятника в международный реестр производится через утверждение кандидатуры Международным консультативным комитетом, который является высшим органом управления программой, и одобрение его Генеральным директором ЮНЕСКО. Библиотечным фондам библиотеки Лейденского университета выпала честь войти в этот список. Следующие документы включены в список Всемирного наследия :

Название	Дата	Изображение
The Dutch translation of the autobiographical manuscript of the Javanese prince Diponegoro (1755 −1855), national hero and pan-Islamist. From the KITLV collection.	June 18, 2013
The Leiden La Galigo manuscript, written in Buginese From the NBG collection	May 25, 2011

Членство и сотрудничество

• NVB, Голландская Ассоциация информационных специалистов

• UKB, голландский консорциум Национальной Библиотеки и библиотек высших учебных заведений

• SAE, академического Фонда «Наследие»

• FOBID, Нидерландский библиотечный форум Центра изучения книги, Бодлианская Библиотека

• LIBER, ассоциации Европейских научных библиотек

• IFLA, Международная федерация библиотечных ассоциаций и учреждений

• OCLC, некоммерческий членский компьютерный библиотечный сервис и научно-исследовательская организация

• OAPEN, член-учредитель организации за открытый доступ к публикациям в европейских сетях

• OPuS, открытый доступ к издательским услугам

Ссылки

[www.maatschappijdernederlandseletterkunde.nl Сайт общества голландской литературы]

[catalogus.leidenuniv.nl/F/8HDREKI8LTRQBIQ8L6PE2SI94ALCS3GDHSUQKD1J78PRH7YJ6R-00282?func=short-jump&jump=1&action_short_jump.x=0&action_short_jump.y=0 Каталог ресурсов библиотеки Лейденского университета]

[www.dbnl.org Сайт цифровой библиотеки для голландской литературы]

[www.unesco.org/new/en/communication-and-information/flagship-project-activities/memory-of-the-world/homepage/ Сайт программы Организации Объединённых Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) по защите всемирного документального наследия.]

Отрывок, характеризующий Библиотека Лейденского университета

– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.