Библиотека Ягеллонского университета

Библиотека Ягеллонского университета польск. Biblioteka Jagiellońska
Вход в Ягеллонскую библиотеку
Адрес	Ягеллонский университет, Краков
Основана	1364 год
Фонд
Объём фонда	6.970.045 единиц хранения
Другая информация
Директор	профессор Зджислав Петрик
Сотрудники	более 300
Веб-сайт	[www.bj.uj.edu.pl/ www.bj.uj.edu.pl]

Библиотека Ягеллонского университета (польск. Biblioteka Jagiellońska) в Кракове — одна из важнейших научных библиотек Польши. Административно к ней относятся также факультетские библиотеки университета и библиотека Collegium Medicum. Библиотека имеет статус национальной.

В библиотеке хранятся, в частности, уникальные фонды по истории Украины, прежде всего времён казачества.

История

История библиотеки неразрывно с историей Ягеллонского университета, основанного в 1364 году. С XV века и вплоть до 1940 года библиотека располагалась в средневековом здании Collegium Maius на улице Святой Анны, 8. Основание библиотеки состоялось или одновременно с университетом, или на несколько лет позднее, поскольку до нас дошли свидетельства, по которым уже в 1367 году библиотеке была подарена рукопись. В 1429 году был утверждён устав библиотеки De Libraria custodienda, по которому библиотекой заведовали два куратора (custodes librariae), которые назначались из числа университетских профессоров. С XVI века была введена должность заведующего «Отец книг» (pater librorum). На конец XVII века библиотека имела более 10 000 книг. В 1774—1777 годах началась каталогизация фондов библиотеки, которые уже насчитывали ок. 32 000 книг.

С 1802 года фонды каталогизированы по примеру Венской университетской библиотеки.

В 1900 году профессор Кароль Естрейхер (Karol Estreicher) начал польскую национальную библиографию Bibliografia Polska. В этом же году на территории библиотеки был сооружён памятник одному из самых известных студентов, которые ею пользовались, Николаю Копернику.

В 1931—1939 годах было построено новое помещение для библиотеки по адресу Аллея Мицкевича, 22.

6 сентября 1939 года Ягеллонский университет был закрыт оккупационными властями нацистской Германии. 180 профессоров были интернированы и впоследствии почти всех убили. 6 ноября 1939 года библиотека также была закрыта.

В 1940 году в помещении библиотеки оккупационная власть организовала из фондов университетской библиотеки и многих конфискованных коллекций так называемую «Государственную краковскую библиотеку (нем. Staatsbibliothek Krakau)».

После войны библиотека смогла возобновить свою работу, фонды читального зала, вывезенные в Силезию, также вернулись в Краков.

На конец 2008 года в фондах библиотеки было 6441202 единицы хранения. В библиотеке работают более 300 сотрудников. Нынешний директор — профессор Зджислав Петрик.

Специальные коллекции, Берлинка

Библиотека Ягеллонского университета, имея статус национальной, собирает прежде всего все публикации из Польши и в Польше. Здесь есть большая коллекция инкунабул (ок. 3500). Библиотека обладает статусом обязательного экземпляра.

С 1947 года в библиотеке хранятся фонды Берлинки (польск. Berlinka) или Прусского сокровища (польск. Pruski skarb, нем. Preußenschatz), происходящих из Прусской императорской библиотеки (сейчас Берлинская государственная библиотека). Дальнейшая судьба этой коллекции остаётся предметом двусторонних переговоров между Германией и Польшей.

Ягеллонская Библиотека содержит много рукописей, в том числе:

• Понтификаты XI/XII вв.
• Самая старая известная нам запись текста Богородицы
• Ян Длугош — Banderia Prutenorum
• Ангел — символ св. евангелиста Матфея
• Кодекс Бальтазара Бехема
• Paulus Paulirini de Praga — Liber viginti artium
• Николай Коперник — De revolutionibus orbium coelestium
• Рембрандт Харменс ван Рейн — Фауст
• Фридерик Шопен — Скерцо (Ми мажор)
• Станислав Монюшко — Trzeci śpiewnik domowy. Muzyka wokalna z towarzyszeniem fortepianu
• Станислав Выспяньский — Свадьба. Драма в 3 актах
• Игнаций Ян Падеревский — Старая сюита (на три голоса)

Литература

• Ягеллонская академия и Ягеллонская библиотека // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• Bjuletyn Biblioteki Jagiellońskiej [www.bj.uj.edu.pl/o_bib/n_w_biulbj.htm Inhaltsverzeichnisse (Онлайн)]
• Aleksander Birkenmajer: Plany nowego gmachu Biblioteki Jagiellońskiej. In: Przegląd Biblioteczny vol. III, No. 2, 1929
• Maria Danilewicz: The Libraries of Poland. University of St. Andrews, St. Andrews (Schottland) 1943
• Szcepan K. Zimmer: The Jagiellonian Library in Cracow. Czas Publishing Company, New York 1963
• Jan Pirożyński / Barbara Bułat: Jagiellonen-Bibliothek. In: Handbuch der historischen Buchbestände in Deutschland, Österreich und Europa. Hrsg. von Bernhard Fabian. Digitalisiert von Günter Kükenshöner. Olms, Hildesheim 2003 [134.76.163.162/fabian?Jagiellonen-Bibliothek%28Krakau%29 Онлайн]
• Zdzisław Pietrzyk: Book Collections from the Former Preussische Staatsbibliothek in the Jagiellonian Library. Translated by Barry Kane. In: Polish Libraries Today Vol. 6 (2006), S. 81−87

Отрывок, характеризующий Библиотека Ягеллонского университета

Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.