Бибо, Иштван

И́штван Би́бо (венг. Bibó István; 7 августа 1911, Будапешт — 10 мая 1979, там же) — венгерский политический деятель и правозащитник, юрист, политолог. Государственный министр в правительстве Имре Надя (ноябрь 1956).

Семья

Родился в семье интеллигентов. Отец служил в министерстве образования и религии, затем был директором университетской библиотеки в Сегеде.

Образование

Окончил гимназию, юридический факультет университета в Сегеде, в 1933—1935 изучал право и политические науки в Вене и Женеве, затем стажировался в Международной правовой академии в Гааге.

Научная и политическая деятельность

В 1930-е годы служил в судебных органах, в министерстве юстиции. Одновременно занимался научной деятельностью, писал работы по проблемам философии и социологии права, правовой этики, международного права. С 1938 — член Венгерского философского общества. Участвовал в деятельности Мартовского фронта — левой оппозиции режиму Миклоша Хорти.

С 1940 года — приват-доцент университета в Сегеде, с 1941 — университета в Коложваре (вновь созданного венгерского высшего учебного заведения в Северной Трансильвании, присоединённой в 1940 году к Венгрии; ныне Коложвар — город Клуж-Напока в Румынии). В 1944 году помогал укрывать в Будапеште евреев, которым грозила расправа. В октябре 1944 года был арестован сторонниками пронацистского лидера Ференца Салаши, вскоре освобождён с лишением права состоять на государственной службе и заниматься преподавательской деятельностью. Был вынужден перейти на нелегальное положение.

После свержения салашистского режима в Венгрии — начальник отдела в министерстве внутренних дел (март 1945 — июль 1946), был приглашён на этот пост главой МВД, своим коллегой по Мартовскому фронту, одним из лидеров левоориентированной Национальной крестьянской партии (НКП) Ференцем Эрдеи. В мае 1945 вступил в НКП. Участвовал в разработке ряда законопроектов, выступал за демократическую реорганизацию системы административно-территориального (в частности, муниципального) управления.

В 1946—1950 годах — профессор университета в Сегеде. Одновременно был одним из руководителей Института Пала Телеки в Будапеште, занимавшегося восточноевропейскими исследованиями. С 1946 года — член-корреспондент Венгерской академии наук. В этот период написал значительное количество научных работ по проблемам истории, политологии, права. Был сторонником европейской интеграции, создания устойчивой системы международных договоров в Европе, противником национализма. Поднимал вопрос о несправедливости, допущенной в отношении немецкого населения, высылавшегося из Восточной Европы, в том числе из Венгрии (ещё будучи на государственной службе, предлагал меры по смягчению этого процесса, которые не были реализованы). Придерживался леволиберальных демократических политических взглядов, которые были несовместимы со складывавшимся тоталитарным строем.

В 1949 году был выведен из Академии наук в период её реорганизации. К тому времени фактически прекратил свою деятельность и Институт Пала Телеки, была распущена НКП. В 1950 году был вынужден прекратить преподавание, и с 1951 года работал библиотекарем в университетской библиотеке в Будапеште.

Деятельность в 1956 году и тюремное заключение

Осенью 1956 года в условиях кризиса тоталитарного строя и массовых выступлений граждан Венгрии вернулся к политической деятельности. В октябре 1956 года подготовил рукопись «Конспект. Октябрь 1956 года» — наброски программного политического текста, в котором выступил с критикой многих постулатов марксизма-ленинизма (в том числе положения о диктатуре пролетариата), высказался в пользу демократического развития страны. Был противником реставрации крупной частной собственности, считая, что она должна быть передана рабочим коллективам. Один из инициаторов возрождения НКП — под названием Партия Петефи — в конце октября 1956 года. 3 ноября 1956 года по квоте Партии Петефи вошёл в состав правительства Имре Надя в качестве государственного министра.

Уже 4 ноября правительство было свергнуто советскими войсками. В условиях, когда многие представители венгерского руководства нашли политическое убежище в посольстве Югославии, оставался на своём посту в здании венгерского парламента, был ненадолго задержан, но затем отпущен. Обратился к венгерскому народу с воззванием «За свободу и правду», в котором призвал не признавать законной властью советскую военную администрацию и просоветское правительство, а «использовать по отношению к ним все формы пассивного сопротивления за исключением случаев, когда речь идёт о продовольственном снабжении и коммунальном обслуживании Будапешта».

Затем предлагал вариант компромиссного урегулирования венгерского вопроса, связанный с сохранением социализма в Венгрии при выводе советских войск из страны, её выходе из Варшавского договора (или из системы его «военных связей») и признании СССР легитимности правительства Имре Надя. Однако к тому времени СССР уже сделал ставку на отказ от каких-либо компромиссов со сторонниками Надя.

В декабре 1956 года стал автором «Декларации об основных принципах государственного, общественного и экономического устройства Венгрии и путях преодоления политического кризиса», подготовленной им совместно с другими руководящими деятелями Партии Петефи и Партии мелких хозяев. 23 мая 1957 года арестован вместе с Арпадом Гёнцем и в 1958 года за участие в событиях 1956 был приговорён к пожизненному заключению (от смертной казни его якобы спасло заступничество Джавахарлала Неру). В тюрьме продолжал сопротивление политике власти. В марте 1963 года был освобождён по амнистии — позже, чем многие политики из числа соратников Имре Надя.

После освобождения

В 1963—1971 годах работал научным сотрудником библиотеки Центрального статистического управления Венгрии, вернулся к научной работе, занимался исследованием внешнеполитических проблем и переводческой деятельностью. В 1972 году в Венгрии была опубликована его монография «Недееспособность международного сообщества государств и её преодоление» (в 1976 году сокращённый перевод вышел в Великобритании). В 1971 году вышел на пенсию.

В 1980-е годы в Венгрии издано собрание сочинений Бибо. Ему установлен бюст в Будапеште, в этом же городе его именем названа гимназия. В 2002 году о нем снят полнометражный документальный фильм.

Библиография

• Стыкалин А. Иштван Бибо — мыслитель и политик // В книге: Бибо И. «О смысле европейского развития» и другие работы. М., 2004.
• Csepregi A. Two ways to freedom: Christianity and democracy in the thought of István Bibó and Dietrich Bonhoeffer. Budapest : [s.n.], 2003.
• Laignel-Lavastine A. Esprits d’Europe: autour de Czesław Miłosz, Jan Patočka, István Bibó. Paris: Calmann-Lévy, 2005

Публикации на русском языке

• «О смысле европейского развития» и другие работы. М., 2004. ISBN 5-94607-046-5
• Еврейский вопрос в Венгрии после 1944 года. М., 2005.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Иштван Бибо
• [www.rev.hu/history_of_56/szerviz/kislex/biograf/bibo_uk.htm Биография]  (англ.)
• [www.imdb.com/title/tt0321438 О фильме Петера Форгача Бревиарий Иштвана Бибо]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Бибо, Иштван

Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.