Бидерман, Герман Игнац

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герман Игнац Бидерман
Hermann Ignaz Bidermann
Род деятельности:

статистика, право, педагогика

Дата рождения:

3 августа 1831(1831-08-03)

Место рождения:

Вена

Подданство:

Австрия Австрия

Дата смерти:

15 апреля 1892(1892-04-15) (60 лет)

Место смерти:

Грац

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Герман Игнац Бидерман (нем. Hermann Ignaz Bidermann; 1831-1892) — австрийский статистик и педагог, профессор государственного и конституционного права[1].



Биография

Герман Игнац Бидерман родился 3 августа 1831 года в столице Австрии городе Вене[2]

Гимназическое образование получил в Кремсмюнстере и Граце, затем слушал лекции в Венском, Инспрукском, Геттингенском и Лейпцигском университетах[1].

В 1855 году был назначен профессором государственных наук в Пештский университет.

В 1858 году получил должность ординарного профессора государственных наук при Кашауской юридической академии, а в 1860 году занял ту-же должность в Пресбургской академии[1].

В 1861 году вернулся в Инспрукский университет (ныне Инсбрукский университет имени Леопольда и Франца).

Осенью 1871 года Бидерман был приглашен в Грацский университет на кафедру статистики и государственного права. Здесь он окончил начатую бароном Кар. Гоком (Hock) историю австрийского государственного совета («Geschichte desöster. Staatsrates» (Вена, 1868—79) и написал о сепаратистских устремлениях итальянцев в Тироле книгу «Die Italiener im Tirolischen Provinzialverbande» (Инспрук, 1874)[1].

Герман Игнац Бидерман издал ряд трудов по статистике, этнографии и истории Австрии и Венгрии: «Die technische Bildung im Kaisertum Österreich» (Вена, 1854); «Das Eisenhüttengewerbe in Ungarn» (1857), «Die ungarischen Ruthenen, ihr Wohngebiet, ihr Erwerb und ihre Geschichte» (2 тома, Инспрук, 1862—67); «Betrachtungen über die Grundsteuerreform in Oesterreich» (Грац, 1862), первая часть его «Geschichte der österreichischen Gesamtstaatsidee» (Инспрук, 1867), «Russische Umtriebe in Ungarn» (Инспрук, 1868)[1].

Для журнала Грюнгута им были написаны «Zeitschrift für das Privat- und öffentliche Recht der Gegenwart» (1875) и «Entstehung und Bedeutung der Pragmatischen Sanktion». В 1875 году, к юбилею Буковины, Г. И. Бидерман напечатал «Die Bukowina unter österreichischer Verwaltung» (2 издания, Львов, 1876), а к празднику Грацского университета в 1877 году — «Die Romanen und ihre Verbreitung in Oesterreich». Помимо этого, в первом томе «Forschungen» — издания Центральной комиссии для изучения Германии, был помещен его труд «Die Nationalitäten in Tirol und die wechselnden Schicksale ihrer Verbreitung»[1].

Герман Игнац Бидерман скончался 15 апреля 1892 года в городе Граце[2].

Напишите отзыв о статье "Бидерман, Герман Игнац"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Бидерман Герман-Игнатий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. 1 2 [www.aeiou.at/aeiou.encyclop.b/b449152.htm Bidermann, Hermann Ignaz]

Отрывок, характеризующий Бидерман, Герман Игнац

«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.