Бизянов, Федот Григорьевич

Бизянов Федот Григорьевич
Дата рождения	1782(1782)
Дата смерти	1858(1858)
Место смерти	Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	генерал-майор
Сражения/войны	Итальянский поход Суворова, Швейцарский поход Суворова, Вторая битва при Цюрихе
Награды и премии

Федот Григорьевич Бизянов (1782—1858) — уральский казак, генерал-майор, исполнял обязанности наказного атамана Уральского казачьего войска в 1837 году.

Собеседник Пушкина А. С., во время его визита в столицу Уральского казачьего войска — город Уральск в сентябре 1833 года.

Биография

Бизяновы — старинный казачий род, множество членов которого, принимали участие в восстании яицких казаков 1772 года и в Пугачёвском восстании 1773—1775 годов.

Федот Григорьевич Бизянов начал службу в 1798 году.

В 1798—1800 годах рядовым казаком участвовал в итальянском и швейцарском походе А. В. Суворова. В составе экспедиционного отряда генерала Римского-Корсакова А. М. принимал участие в битве при Цюрихе 14-15 сентября 1799 года.

В 1800 году был произведён в хорунжие. С 1800 по весну 1809 годов — проходил линейную службу в землях Войска.

В 1809 году был произведён в чин сотника. В этом же году, в течение двух с половиной месяцев, исполнял должность адъютанта при военном министре графе Аракчееве А. А., а затем до весны 1814 года служил адъютантом у войскового атамана Уральского казачьего войска Бородина Д. М., в 1812 — произведён в есаулы, в 1815 году участвовал в походе во Францию против Наполеона, в период его «ста дней» и весной 1816 года вместе с полком возвратился домой.

В чине войскового старшины Бизянов в 1820—1823 годах являлся полицмейстером в г. Уральске. С мая 1823 года по январь 1827 года проходил службу в должности командира Лейб-гвардии Уральской казачьей Его Величества сотни в Петербурге, был очевидцем восстания 14 декабря 1825 года. В 1826 году произведён в чин подполковника. С 1827 года был переведён на Уральскую «линию» дистаночным командиром. С лета 1831 по август 1833 командовал 7-м Уральским казачьим полком в Москве. В сентябре 1833 года Ф. Г. Бизянов произведён в чин полковника и с 14 сентября занимал должность советника Войсковой канцелярии в г. Уральске. Награждён двумя орденами, вторым — в 1839 году. В 1849 году был произведён в генерал-майоры.

Быв в числе должностных лиц и казаков, принимавших Пушкина А. С. в сентябре 1833 года в г. Уральске, рассказывал поэту об истории казаков на Яике, о Пугачёве, зная многие мельчайшие подробности тех событий из семейных рассказов, о своём боевом прошлом. В записной книжке Александра Сергеевича Пушкина сохранилась запись «Бизянов ур. полковник».

В июне 1837 года Бизянов участвовал во встрече цесаревича Александра Николаевича в Уральске, познакомился с воспитателем наследника В. А. Жуковским. Был близко знаком с уральским писателем и историком войска И. И. Железновым. Стал единственным на весь Уральск подписчиком на первое посмертное собрание сочинений Пушкина А. С.

Хорошо Бизянов был знаком и с русским учёным и писателем Далем В. И., часто бывавшем в Уральске по служебным делам. В 1839 году они вместе участвуют в Зимнем Хивинском походе, полковник Бизянов в должности походного атамана уральцев командовал 4-м и 5-м уральскими полками. В «Письмах друзьям из похода в Хиву» Даль пишет: «…Казаки просились убедительно, чтобы их пустить одних, а старик Бизянов даже сам увлёкся неуместным пылом этим и хотел кончить поход двумя полками уральцев…» в момент, когда руководитель похода В. А. Перовский принял решение о возвращении экспедиции. Уральцы прикрывали отход русских войск. Полковник Бизянов сумел обеспечить корпус провиантом, отбить нападения степняков и нанести кочевникам два поражения.

... Выше было сказано, что полковник Бизянов должен был направиться из Калмыковской крепости прямо на Эмбенское укрепление. Между 16 и 18 ноября (1839 года, О. Я.) он направился чрез р. Урал; 19-го ноября выступил в поход, направляясь на р. Уил; ...

— Михаи́л Игна́тьевич Ива́нин (1801—1874) — русский генерал, участник Туркестанских походов, военный историк и географ.

Бизянов Ф. Г. долгие годы оставался вторым человеком в Войске (после наказного атамана) по чину и пользовался большим уважением среди уральских казаков.

В мае 1858 года генерал-майор Бизянов Ф. Г. был исключен из воинских списков, как умерший.

Семья

Федот Григорьевич был женат три раза. В приданое за третьей женой он получил шестнадцать душ крепостных, имение в с.Большая Борла. Избранницей казачьего офицера стала одна из восьми дочерей советника Симбирской уголовной палаты Ефима Фёдоровича и Федосьи Ивановны Андреевых, владевших крепостными крестьянами в с. Большая Борла и Озерки Сенгилеевского уезда Симбирской губернии.

Дети (от первого брака):

• Иван Федотович Бизянов (1817—1840) — хорунжий 1-го Уральского казачьего полка. Застрелился 15 октября 1840 года, после смертельного огнестрельного ранения им командира полка подполковника Осипова Г. Я., во время службы на Кавказе.
• Константин Федотович Бизянов (1818—21.12.1883), генерал-лейтенант, в 1850-х−1870-х годах занимал видные посты в Уральском казачьем войске, неоднократно исполнял обязанности наказного атамана Уральского казачьего войска, в 1874 году активно участвовал в высылке казаков-старообрядцев в Каракалпакию, отказавшихся повиноваться новому «Положению о воинской службе, общественном и хозяйственном управлении Уральским казачьим войском», а впоследствии и членов их семей («уходцы»).

От второго брака у Бизянова Ф. Г. была дочь.

Награды

• 26 ноября 1848 года награждён орденом Св. Георгия 4-й степени за беспорочную службу.
• Орден Святой Анны 2-й степени (07.08.1839)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (16.01.1835)
• Также награждён другими наградами.

Источники

• Трегубов А. Г. «От Гугни до Толстова. Атаманы Яицкого казачьего войска и наказные атаманы Уральского казачьего войска». Уральск: Издательство ТОО «Оптима», 2006. ISBN 9965-9938-2-3
• Список кавалерам российских императорских и царских орденов. СПб., 1850.

Ссылки

• [www.orenburg.ru/culture/encyclop/tom2/tom2_fr.html Оренбургская Пушкинская энциклопедия]
• [feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v80/v80-135-.htm А. И. Белый «Собеседник Пушкина в Уральске»]
• [edu.of.ru/bborlashkola/default.asp?ob_no=66745 Село накануне крестьянской реформы 1861–1863 годов]

Отрывок, характеризующий Бизянов, Федот Григорьевич

Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.