Бийский погром

Бийский погром — массовые беспорядки, устроенные в Бийске группой местных жителей 25 июня 1961 года.

Ход событий

25 июня 1961 года жители села Первомайское Бийского района Алтайского края, 38-летний плотник Николай Трубников, его жена Мария и зять Анатолий Прилепский, приехали на рынок Бийска (в настоящее время — «Центральный рынок») с целью покупки подержанного автомобиля, взяв с собой деньги на общую сумму 2580 рублей («новыми»). В тот день купить автомобиль им не удалось, и тогда Трубников и Прилепский решили заняться распитием спиртных напитков. Мария Трубникова в это время находилась в торговых рядах рынка.

Когда мужчины распивали спиртные напитки, к ним подошёл милицейский наряд в составе народного дружинника Огнева, рядового Лейзерзона и участкового уполномоченного Зосима. Патрульные потребовали от них прекратить распитие в общественном месте, на что те ответили им руганью, что привлекло внимание зевак. Лейзерзон и Огнев арестовали Прилепского и отвели его в комнату милиции. Трубников же оказал сопротивление Зосиму, порвал ему рубашку. Участковый подул в свисток и выстрелил из пистолета в воздух. Собравшиеся на помощь Зосиме милиционеры скрутили Трубникова и завели его в милицейскую машину. Вернувшаяся из торговых рядов Мария Трубникова, увидев, что муж и зять, при которых были деньги, арестованы, начала кричать, что милиционеры украли их. Толпа окружила машину и перевернула её. Милиционерам пришлось отпустить Трубникова, который тут же начал кричать, что они его избили и отобрали 30 тысяч рублей. В толпе образовалось несколько зачинщиков беспорядков, призывавших громить пункты милиции и убивать милиционеров. В основном это были люди, задерживавшиеся за хулиганство, спекуляцию, распитие спиртных напитков в общественных местах. Среди установленных зачинщиков значились: безработный инвалид войны Виталий Лисин, хулиган и спекулянт Михаил Мельников, водитель Станислав Косых, слесарь Николай Ченцов, дорожный рабочий Михаил Филатов, а также некие Иван Ляхов, Михаил Панькин, Захар Соколов и Байрам Кукоев.

Толпа кричала, кидала в милиционеров камни, избивала. Чтобы они не могли уехать, 20-летний Николай Ченцов оборвал провода под капотом автомобиля. Толпа пыталась вытащить Зосима, чтобы совершить над ним расправу. Представители властей попытались договориться с участниками беспорядков по хорошему. На рынок прибыли замначальника горотдела милиции с несколькими подчинёнными, затем и сам начальник Овчинников и председатель Бийского горисполкома Гаркавый. Гаркавый пытался успокоить бунтующих, но те его освистали и согнали с перевёрнутой машины. Тогда руководство города отдало приказ разогнать толпу при помощи пожарных водомётов, но участники беспорядков перерезали рукава, и пожарным бригадам пришлось покинуть территорию рынка.

На подмогу были вызваны военнослужащие. До их прибытия толпа продолжала попытки достать из перевёрнутой машины Зосиму. Михаил Панькин сумел вырвать у него пистолет, но Овчинников отобрал его у него. Первым выстрелом был легко ранен Панькин, вторым — смертельно ранен Захар Соколов. В то же время толпе наконец удалось вытащить Зосиму. Солдаты и милиционеры сумели отбить его и перенести в машину скорой помощи, но бунтующие не дали ей уехать, и, вытащив Зосиму, принялись его избивать. Когда Лисин решил, что Зосима мёртв, он дал команду толпе, чтобы та прекратила его избивать. Беспорядки продолжались ещё около пяти часов, пока наконец усилиями милиции и военных не были прекращены.

Следствие и суды

10 июля 1961 года в Бийск из Прокуратуры СССР поступило распоряжение о как можно скорейшем доведении дела до суда. Было принято решение разделить подсудимых на две части. На первом процессе судили Николая и Марию Трубниковых, Панькина, Ченцова и ещё троих участников беспорядков. Он длился с 5 по 7 сентября. Второй процесс длился с 3 по 6 октября, на нём судили Лисина, Кукоева, Мельникова, Косых, Ляхова и Чернышёва. Процессы подготавливались в спешке, и ряд вопросов, например, судьба денег Трубниковых, осталась невыясненной.

Согласно книге Владимира Козлова «Массовые беспорядки в СССР», по обоим процессам к высшей мере наказания — смертной казни через расстрел было приговорено три человека, но впоследствии этот приговор был заменён на лишение свободы. Тем не менее, некоторые люди утверждают, что приговор в отношении Трубникова был оставлен без изменения и приведён в исполнение. Мария Трубникова была приговорена к 10 годам лишения свободы, остальные — в основном к длительным срокам лишения свободы (от 12 до 15 лет).

Итоги

В ходе беспорядков никто из представителей власти не был убит. Погиб только один из участников беспорядков. Местное начальство получило выговоры по партийной линии. Замначальника горотдела милиции был снят с должности с формулировкой «за проявленную нерешительность в ликвидации беспорядков и за необеспечение борьбы с нарушителями порядка».

По другой версии, изложенной документалистом Николаем Зеньковичем, погром произошёл не 25, а 21 июня. Всего в беспорядках приняло участие около 500 человек.

Отрывок, характеризующий Бийский погром

«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.