Бикерман, Иосиф Менассиевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иосиф Менассиевич Бикерман
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иосиф Менассиевич Бикерман (нем. Josef Bickermann; 15 января 1867, село Окны, Ананьевский уезд, Херсонская губерния — 1942, Париж) — российский историк, писатель и публицист. Отец крупного американского историка-антиковеда Ильи Иосифовича Бикермана и химика Якова Осиповича Бикермана.





Биография

Родился в селе Окны Ананьевского уезда Херсонской губернии (ныне посёлок Окны, Одесская область Украины) в бедной еврейской семье, учился в хедере и ешиботе, занимался самообразованием и самостоятельно освоил русский язык. В поисках заработка был вынужден скитаться вместе с отцом по местечкам Подольской, Херсонской и Бессарабской губерний. С 15 лет служил в мелочной лавке, керосиновом складе и в булочной.

После женитьбы, вместе с братом Коплом (1872—1897) и отцом Менаше Беровичем Бикерманом (1824—1901)[1], жил в Кишинёве Бессарабской губернии, где в возрасте 30 лет сдал экзамен на аттестат зрелости. С 1897 года учился на историко-филологическом факультете в Новороссийском университете в Одессе, во время студенческих волнений был исключён на два года (вернулся в Кишинёв), окончив университет в 1903 году. Публиковаться начал с позиций еврейского просвещения в студенческие годы (не позднее 1899 года, газета «Будущность»), выступал резким противником зарождавшегося сионистского движения (см. статью «О сионизме и по поводу сионизма», Русское богатство, № 7, 1902) и идишизма, ратуя за приобщение евреев к европейской культуре на русском языке. Эта статья получила широкую известность, во многом благодаря знаменитой полемической статье «Критики сионизма» с ответом на неё, принадлежащей перу В. Е. Жаботинского. В 1905 году был делегатом одесских учителей на Учредительном съезде союза учителей России в Москве и на съезде Союза союзов учителей.

С 1905 года жил в Петрограде. Выступал с политическими комментариями и статьями о русской литературе в «Сыне отечества», «Нашем дне», «Бодром слове», «Всеобщем ежемесячнике», «Русском богатстве», «Восходе», «Еврейском мире», «Дне» и других периодических изданиях. Был постоянным сотрудником «Сына Отечества» и газеты «Наша жизнь». В 1908 году, совместно со Степаном Аникиным, учредил журнал «Бодрое слово», в котором вёл рубрику «Очерки русской жизни», участвовал в различных публицистических сборниках. В 1909 году принял участие в знаменитом сборнике «Вехи» (статья «„Отщепенцы“ в квадрате»). Автор публицистико-социологических книг, в том числе о современном экономическом положении евреев России и их роли в экономике страны: «Российская революция и Государственная дума» (1907), «Черта еврейской оседлости» (1911), «Материалы к законопроекту об отмене черты еврейской оседлости: Экономическая деятельность евреев» (1911), «Роль евреев в русской хлебной торговле» (1912), «Роль евреев в рыбном деле» (1913). С 1912 года под редакцией И. М. Бикермана выходила серия «Библиотека обществознания: современное человечество» (издательство «Брокгауз и Ефрон»).

После Октябрьской революции эмигрировал в Берлин, впоследствии в Париж. Примыкал к правоконсервативной части эмигрантов, выступал с резкой критикой советской власти. В 1923 году вместе с Даниилом Пасмаником и другими выпустил сборник статей «Россия и евреи» (Берлин: Основа, 1924), в котором высказывал опасения относительно грядущего всплеска антисемитизма как следствия непривычного для населения страны выдвижения евреев на ответственные и общественно заметные должности, а также их отождествления с большевиками (книга переиздавалась в Париже, 1978 и в Москве, 2007).

Публиковался в немецкой прессе, в 1928 году под эгидой «Патриотического союза русских евреев за рубежом» издал под своей редакцией на английском языке сборник статей «Десять лет большевистской гегемонии» (Ten Years of Bolshevic Domination), в котором выступили участники предыдущего сборника и другие известные учёные эмиграции (Г. Ландау, Д. Пасманик, А. Бунге, Е. Ковалевский, К. Зайцев, П. Струве, Н. Арсеньев, С. Мельгунов и другие). В 1929 году на немецком языке вышел крупный литературоведческий труд И. М. Бикермана «Дон-Кихот и Фауст», переведённый в 1932 году на испанский язык;[2] в 1934 году на немецком языке — сборник «Свобода и равенство» (Freiheit und Gleichheit). В 1939 году в Париже опубликовал книгу «К самопознанию еврея: Чем мы были, чем мы стали, чем мы должны быть». Двойная автобиография отца и сына Бикерманов («Два Бикермана» — Two Bikermans, перевод с русского) была опубликована посмертно, в 1975 году известным американским химиком Яковом Иосифовичем Бикерманом (Jacob J. Bikerman).

Книги

  • Российская революция и Государственная дума (СПб, 1907)
  • Турецкий сборник: К событиям на Ближнем Востоке. Под редакцией И. М. Бикермана. СПб: Типография «Север», 1909.
  • Черта еврейской оседлости (СПб, 1911)
  • Материалы к законопроекту об отмене черты еврейской оседлости: Экономическая деятельность евреев. Выпуск 1. СПб.: Ганзбург, 1911.
  • Роль евреев в русской хлебной торговле. СПб., 1912.
  • Роль евреев в рыбном деле. СПб., 1913.
  • Сознательная Россия (сборник, вып. 1—3)
  • Россия и евреи (сборник, с Д. С. Пасмаником). Берлин: Основа, 1924 (репринтные переиздания — Париж: YMCA-press, 1978 и Москва: АЗЪ, 2007).
  • Ten Years of Bolshevic Domination (автор и редактор, Joseph Bickermann). Берлин: Patriotic Union of Russian Jews Abroad, 1928.
  • Don Quijote und Faust: die Helden und die Werke. Берлин: A. Collignon, 1929.
  • Don Quijote y Fausto, los héroes y las obras. Барселона: Araluce, 1932.
  • Freiheit und Gleichheit: eine soziologische Untersuchung über das Grundproblem der menschlichen Gesellschaft. Берлин: A. Collignon, 1934.
  • К самопознанию еврея: Чем мы были, чем мы стали, чем мы должны быть. Париж, 1939.
  • Two Bikermans: autobiographies by Joseph and Jacob J. Bikerman. Нью-Йорк: Vantage Press, 1975.

Напишите отзыв о статье "Бикерман, Иосиф Менассиевич"

Ссылки

  • Статья «Иосиф М. Бикерман» автор — Р. М. Бланк, издание — Новый энциклопедический словарь. Изд. Брокгауза и Ефрона, т.6, СПб, 1913

Примечания

  1. В записи о смерти в канцелярии кишинёвского городского раввина (доступна на сайте еврейской генеалогии JewishGen.org) от 23 октября 1901 года, имя отца указано также как Мнашко Беркович Бикерман.
  2. [magazines.russ.ru/vestnik/2001/3/st2.html Фёдор Степун. Немецкие письма (см. от 19/7/1930)]

Отрывок, характеризующий Бикерман, Иосиф Менассиевич

Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.